История XX века в лицах

Слишком разными были характеры: здесь самодовольный вспыльчивый человек, в идеалистическом порыве считавший себя представителем нового мирового порядка; там мрачно взирающий в будущее опытный политический деятель и основоположник империи, считающий себя единственным гарантом существующего конституционного порядка. Начинавшийся после ухода Бисмарка «Новый курс» в политике Вильгельма сочетался с его надменностью и неумелостью. Безрассудные «поджигательские речи», нарциссизм и склонность к самолюбованию превратили монарха в «тикающую бомбу замедленного действия» на паркете европейской дипломатии. Вообще остроты и звучные фразы быстро стали фирменным знаком его особы, «личную власть» которой едва ли могли контролировать безликие рейхсканцлеры. В то время как шумливый Вильгельм пользовался в собственной стране широкой, хотя и не всегда исполненной уважения, популярностью, вокруг империи громоздились внешнеполитические руины. Давно была заброшена трудная «игра пятью мячами», которая должна была уберечь Германию от войны на два фронта. Однако Вильгельм встретил одобрение, когда отказался от сдержанности «железного канцлера» во внешней и колониальной политике. Теодор Фонтане констатировал в 1897 г.: «Что мне нравится в кайзере, так это полный разгром старого, а что мне в кайзере не нравится, так это желание восстановить древнее».

«Он дитя и таким останется всегда».

Бернхард фон Бюлов, 6 ноября 1896 г.

Еще мальчиком Вильгельм мечтал «когда-нибудь иметь такой же прекрасный флот, как английский». Это желание превратилось в фатальную гонку вооружений, которая все больше изолировала Германскую империю. Мечта Вильгельма состояла в том, чтобы обеспечить Германии «место под солнцем» и добиться статуса великой державы в противовес морской владычице Великобритании. Для Вильгельма флот был символом мощи и «гигантской игрушкой», с помощью которой он хотел перегнать Англию, словно в соревнованиях, не доводя дело до кровопролитной войны. В то время как вокруг Германии сгущались черные облака угрожающих альянсов, Вильгельм твердо верил в то, что все проблемы удастся разрешить на личностно-семейном династическом уровне. Но одновременно он допустил, чтобы агрессивная политика адмирала фон Тирпица в отношении флота закрыла дверь между Лондоном и Берлином.

Технический прогресс играл на руку кайзеру в его стремлении к похвалам, власти и славе. В середине XIX века изобретение Луи Дагерра позволило сохранять мгновения для вечности: первые фотографии давали точное изображение представленной особы и делали почти ненужными придворных художников. Вскоре фотографические картинки стало возможно размножать неограниченными тиражами.

«Я призван по поручению Всевышнего, которому потом я должен дать отчет».

Вильгельм //

Каждый дом, каждую канцелярию по всей империи можно было украсить фотографией кайзера! Какие перспективы! Вильгельм хотел непременно использовать это новое техническое достижение. Ибо в век новой техники пост кайзера уже не казался данным Богом как само собой разумеющееся — хотя лично Вильгельм воспринимал это совершенно иначе: «Императорская власть милостью Божьей выражается в том, что мы, Гогенцоллерны, получаем свою корону от неба и должны защищать перед ним связанные с нею обязанности. Немецкая душа по своей сути религиозна. Понимание этого вдохновляет меня, и я исполнен решимости действовать и управлять по этому принципу».

Уже по этой причине не мешало сделать монархию «зримой».

Увлеченный прогрессом, Вильгельм хотел повести свой народ навстречу «прекрасным временам». Берлин был тогда динамичным центром молодой, развивающейся великой державы.

Генрих Манн описал это такими словами: «Будущее Германии сегодня в виде пробы проходит испытания в Берлине. Кому нужна надежда, пусть посмотрит туда». Личность кайзера олицетворяла собой прорыв в современность. Его величество был очарован техническими новшествами, такими как автомобиль. Прокладывалась сеть железных дорог. Телеграф и телефон были обязательны. Народ любил кайзера за то, что тот сулил ему золотое будущее. Техника почиталась ключом к успеху. Вальтер Ратенау так описывает этот феномен: «Никогда прежде символичный человек так полно не отражался в эпохе, а эпоха в человеке, как Вильгельм II в вильгельмовском царствовании — и наоборот».

Если Вильгельм позировал перед фотографами, то всегда в одном из мундиров, каждый из которых он едва ли надевал больше двух раз. Конечно, у него было и цивильное платье, но для появления на публике он использовал только богатый военный гардероб. Он показывался то в парадном мундире, то в мундире гусара, то в морской форме или как драгун — один мундир краше другого, но от них всех исходила мужественность. Не только Вильгельм, но и общество находилось под впечатлением милитаризма.