История XX века в лицах

«Мы упрятали беглеца в тайнике, подъехали к границе, показали, как всегда, наши удостоверения личности, однако нам пришлось выйти из машины, потому что ее отогнали на эстакаду. Там она простояла около полутора часов».

Гюнтер Иррганг, водитель «кадиллака»

 Совсем наоборот: многие люди шли на огромный риск, чтобы преодолеть железный занавес. При этом они могли рассчитывать на помощь с Запада. Потому что там обнесение соотечественников оградой вызвало возмущение — совершенно обычные люди пришли на помощь беглецам. Одним из самых удачливых из них был Буркхарт Фейгель.

Когда ГДР отгородилась бетонной стеной, этот двадцатидвухлетний западноберлинец как раз находился в Греции, где и узнал из прессы невероятную новость. После возвращения в разделенный город студент-медик не хотел просто наблюдать сложа руки. Когда один из товарищей по Свободному университету спросил его, не хочет ли он участвовать в «группе преодоления стены», Фейгель сразу согласился: «Свобода мыслей и действий для меня главный вопрос. Поэтому для меня было тогда невыносимо, что людей вдруг изолировали от родственников, от того образа жизни, который они хотели вести, — я просто обязан был что-то сделать». Он примкнул к «бюро путешествий», организации по оказанию помощи беглецам, которую студенты Свободного университета организовали в тот же вечер, когда была построена стена. Вокруг трех организаторов фирмы, Детлефа Гиррмана, Дитера Тиме и Бодо Келера, объединялись заинтересованные студенты, которым была не безразлична судьба их соотечественников на Востоке и которые действовали, не обращая внимания на лицемерные призывы.

«Чтобы понять мотивацию тех, кто помогал беглецам, нужно знать атмосферу того времени: политика изливалась в причитаниях и упреках, но ничего не делала, не могла ничего сделать, как мы сегодня знаем. Пресса тоже сетовала, подстрекала против так называемого социализма и предъявляла статистические данные, какой по счету человек погиб сегодня на стене. Л среди населения распространялась глубокая депрессия из-за того, что на следующем этапе русский (в Берлине о своих врагах больше говорили в этой форме, как о «русских»), если только захочет, захватит Западный Берлин. Было огромным облегчением работать в группе, которая все-таки могла что-то сделать!»

Фейгель

Началась рискованная игра между несколькими сообщниками беглецов и государственной властью на Востоке. Первыми «клиентами» университетских сообщников беглецов были «люди, регулярно пересекающие границу для получения образования», как их называли на жаргоне СЕПГ, — товарищи по учебе в Свободном университете, которые жили в Восточном Берлине и учились у «классового врага». В первые дни после постройки стены все было еще довольно просто, пек кольку западноберлинцы могли без проблем въезжать в восточную часть города. Сообщники беглецов раздобыли картотеку студентов Свободного университета из Восточного Берлина, ходили по университету и просили западных студентов, внешний вид которых хотя бы отдаленно был похож на фотографии из картотеки, дать им на пару дней паспорт «напрокат». Почти никто не сказал «нет». Потом студенты из «бюро путешествий» тайно отвозили позаимствованные паспорта на Восток и на обратном пути брали с собой через границу своих восточноберлинских товарищей по учебе. Еще не уверенные в исходе затеи со стеной, многие из сотрудников восточной народной полиции, которых на Западе называли «фопос», часто на все закрывали глаза. «Бывало даже так, что они обращались весьма дружелюбно, поскольку думали, что им нужно убедить нас, будто социализм — это рай на земле», — говорит Фейгель.

Так, однажды унтер-офицер народной полиции вернул водителю западноберлинской машины протянутые документы с замечанием на тягучем саксонском диалекте: «Одна издам могла бы быть братом моего отца». «Дамой» был помощник пекаря из Восточного Берлина, кое-как замаскированный с помощью платья и соломенной шляпы.