В «Сеговийском ткаче» изображается деятельная натура дон Фернандо, вынужденного под видом ткача скрываться от преследований врагов его отца, безвинно казненного королем по лживому доносу придворных. Фернандо организует шайку, мстит своим многочисленным врагами добивается, наконец, установления невиновности отца и милости короля.
В «Сомнительной правде» Аларкон создает замечательный образец психологически углубленного характера — это лжец Гарсиа, который врет без всякой корыстной цели, увлекаемый самим процессом вранья, в результате которого воля и разум Гарсиа оказываются в плену его собственных химер. Комедия Аларкона впоследствии послужит примером для «Лжеца» Корнеля. Но как бы разнообразны ни были темы и сюжеты у последователей Лопе, все они, что бы ни писали, развивали лишь ту или другую отрасль творчества el mostruo del naturaleza.
ЭСТЕТИЧЕСКИЕ ПРИНЦИПЫ ШКОЛЫ ЛОПЕ ДЕ ВЕГА.
В расцвете своей творческой деятельности Лопе де Вега по просьбе Вольной мадридской академии сочинил трактат «Новое искусство драмы» (Arte nueva de hazar las comedias), в котором изложил свои эстетические воззрения.
«Я пишу по законам искусства, которое изобрели желавшие снискать рукоплескания толпы», — категорически заявил Лопе де Вега и этим признанием открыто объявил себя сторонником национального народного театра. Поэт не побоялся строить свою эстетическую систему, исходя из вкуса народа, и смело сделал высшим критерием своего творчества одобрение толпы. Лопе писал академикам: «Я, сознавая право толпы учреждать закон для химеры нашего драматического чудовища, выскажу вам свое чувство. Я хотел бы, ибо толпа в заблуждении, украсить это заблуждение приятными красками, ибо если нет лекарств к следованию правилам искусства, то должно найти средство между двумя крайностями». Говоря таким образом, Лопе, конечно, хитрил: ссылкой на грубый вкус толпы он оправдывал перед академиками независимость своего творчества. Но сам поэт нисколько не сожалел, что допускал толпе увлечь себя. «Все же я защищаю, — говорил он в своих комедиях, — то, что написал, ибо знаю, что хотя они были бы лучше, будь они написаны в другой манере, но они не имели бы такого успеха, потому что часто доставляло удовольствие именно то, что не согласно с правилами».
В горячих спорах, которые велись в конце XVI и начале XVII века вокруг античной и национальной комедии, Лопе занял наиболее мудрую позицию. Как великий художник-реалист, он не стал слепо поклоняться Аристотелю и его схоластическим истолкователям, а сумел увидеть в принципах античной эстетики как их вечные, непреложные законы, так и их отжившие, схоластические догмы. Первые он усвоил, вторые изгнал из современного искусства.
Лопе писал: «Афиняне в своих комедиях с аттическим изяществом порицали пороки и дурные нравы. Вот почему назвал Тулий (Цицерон) комедию зеркалом нравов и живым образом истины». В полном согласии с этой великой античной формулой, впервые высказанной Аристотелем, Лопе заявлял: «Никогда не изображайте невозможного, ибо первое правило искусства гласит, что оно не может подражать ничему иному, кроме истины». Цель истинной комедии, как и всей прочей поэзии, Лопе видел в том, чтоб подражать действиям людей и рисовать нравы их века, в котором они жили. Ту же мысль Лопе развивает еще шире в монологе герцога из трагедии «Наказание — не мщение».
Но, соглашаясь с основными принципами древних, Лопе резко возражал против нормативных законов классицистской драматургии. «Комедии в Испании не подчиняются правилам, — писал поэт в комедии «Пилигрим в своем отечестве», — ибо, если б они были связаны этими правилами, их не слушал бы ни один испанец».
«Когда мне нужно писать комедию, — шутливо признается Лопе — я запираю все правила под тройной замок и убираю из своего кабинета Плавта и Теренция из страха услышать их крики». Но, говоря так, Лопе де Вега твердо знал, что вопли античных авторитетов заглушаются в его комедиях более мощным голосом природы, этой истинной модели искусства. Требуя в драматургии смешения трагедии и комедии, Лопе основал этот закон не только вкусом толпы. «Сама природа, — писал он, — дает нам в этом образцы, и как раз от противоречив таких извлекает она свою красоту». Многогранная природа не могла уложиться в рамки классического искусства. Природа «прекрасна разнообразием и переменчивостью, — писал Лопе. Она в своем вечном движении переходит от великого к смешному, от грустного к радостному». Поэтому и комедии его то дышат непосредственным весельем, то волнуют неподдельной печалью, то поднимаются до истинного пафоса.
Но, призывая подражать природе — жизни, Лопе меньше всего звал к перенесению на сцену житейской сумятицы. Он выдвигал строгие правила внутренней закономерности развития темы, подчиненной единому творческому замыслу.