История запорожских казаков. Быт запорожской общины. Том 1

Запорожские войсковые клейноды в отдельности, по частям, можно видеть прежде всего в частных музеях наших южнорусских собирателей древностей, как, например: в Екатеринославе А.Н. Поля; в Котовке Екатеринославской губернии, Новомосковского уезда, Г.П. Алексеева; в Качановке Черниговской губернии, Борзенского уезда, В.В. Тарновского; затем можно видеть их в Одесском музее истории и древностей, в музее Московской Оружейной палаты, в Преображенском всей гвардии соборе в Санкт-Петербурге и в собрании петербургского императорского Эрмитажа.

Музеи частных лиц еще ждут своего описания; музеи Одесский и Московский уже описаны; в числе прочих древностей описаны и запорожские кдейноды, но древности Преображенского собора и императорского Эрмитажа далеко не все приведены в известность. Так, между прочим, неизвестны и находящиеся в них запорожские войсковые знаки.

В Преображенском всей гвардии соборе[602] на Спасской улице над боковыми дверями, с правой стороны, размещены, по рисунку архитектора Стасова, следующие запорожские войсковые знаки: двадцать куренных знамен, на простых деревянных древках; три бунчука, длиной каждый четыре с половиной аршина; одна серебряная булава, три с половиной четверти длиной; один серебряный позлащенный жезл, три четверти аршина длиной. Внизу под каждым из этих знаков сделана на табличке соответствующая надпись: «Бунчук Запорожской Сечи и знамена»; «Булава Запорожской Сечи»; «Жезл Запорожской Сечи». Кроме клейнодов, в том же Преображенском соборе находятся еще восемь запорожских паникадил, риза с епитрахилем, шитая золотом и серебром, серебряная позлащенная кадильница, серебряный позлащенный напрестольный крест и одно Евангелие, в великолепной серебряной позлащенной оправе, печатанное в Москве, в 1825 году. Все эти вещи перешли в Преображенский собор в 1829 году при императоре Николае Павловиче, во время войны русских с турками. Они принадлежали запорожцам, жившим на Дунавце, под верховенством турок, после разорения последней Сечи императрицей Екатериной II в пределах России. В происшедшую между русскими и турками войну (1828–1829) некоторая часть запорожцев, с кошевым атаманом Осипом Михайловичем Гладким во главе, перешла на сторону русского царя и вывезла с собой значительную часть своего сечевого добра, а в том числе, очевидно, и находящиеся в Преображенском соборе названные клейноды и церковные вещи.

В императорском Эрмитаже находятся семнадцать запорожских значков и одно войсковое знамя, хоругвь, или корогва. Это знамя сделано из шелковой ярко-красной материи и имеет в длину три аршина и четыре вершка, а в ширину два аршина и четыре с половиной вершка. С лицевой стороны на нем сделаны изображения: в середине – большого двуглавого орла со звездами над ним и вокруг него, с правой стороны – Спасителя, благословляющего казаков на брань, с семнадцатью звездами кругом него, с левой стороны – архангела Михаила с огненным мечом в правой руке. По краям знамени сделана золотыми буквами по-церковнославянски надпись: «Сие знамя в войско ея императорского величества запорожское низовое зделано коштом пехоты воюющей тогож войска по Черном морю також по рекам Днепру и Дунаю». Ниже двуглавого орла, Спасителя и архангела Михаила изображено большое военное судно, или так называемый трехмачтовый, двухдечный корабль, с каютными люминаторами, двухъярусной рубкой, 14 большими и 6 малыми люками для морских пушек, низкой кормой, военным флагом, якорным значком, тремя высокими мачтами для трех парусов, двумя веревочными лестницами и тремя развевающимися флагами на каждой из мачт.

Глава 11 Характеристика запорожского казака

И по внешнему виду, и по внутренним качествам запорожские казаки в общем представляли собой характернейшие типы своей народности и своего времени. По описанию современников, они были большей частью роста среднего, плечисты, статны, крепки, сильны, на вид полнолицы, округлы и от летнего зноя и степной жары смугловаты[603]. С длинными усами на верхней губе, с роскошным оселедцем на темени, в барашковой остроконечной шапке на голове, вечно с люлькой в зубах, истый запорожец всегда смотрел как-то хмуро, вниз исподлобья, посторонних встречал на первых порах неприветливо, отвечал на вопросы весьма неохотно, но затем мало-помалу смягчался, лицо его постепенно во время разговора принимало веселый вид, живые проницательные глаза загорались блеском огня, и вся фигура его дышала мужеством, удальством, заразительной веселостью и неподражаемым юмором. «Запорожец не знал ни «цоб», ни «цабе», оттого был здоров, свободен от болезней, умирал больше на войне, чем дома. «Теперь народ слабый, порожний и недолговечный: как девяносто лет прожил, так под собой и дорожки не видит, а в старину в сто лет только в силу вобрался; оттого запорожцы жили и долго и весело. А молодцы какие были! Он сел на коня – не струснувсь, не здвигнувсь! Тронул ногами – и пошел и пошел! Только пыль столбом»[604].