История запорожских казаков. Быт запорожской общины. Том 1

Во внутренних качествах запорожского казака замечалась смесь добродетелей и пороков, всегда, впрочем, свойственная людям, считающим войну главным занятием и главным ремеслом своей жизни: жестокие, дикие, вероломные и беспощадные в отношении своих врагов, запорожские казаки были добрыми друзьями, верными товарищами, истинными братьями в отношениях друг к другу, надежными соседями к своим соратникам, украинским и донским казакам; хищные, кровожадные, невоздержные на руку, попирающие всякие права чужой собственности на земле ненавистного им ляха или презренного басурманина, запорожские казаки считали у себя даже простое воровство какой-нибудь плети или пута страшным уголовным преступлением, влекшим за собой неминуемо смертную казнь[605].

Светлую сторону характера запорожских казаков составляли их благодушие, нестяжательность, щедрость, бескорыстие, склонность к искренней дружбе, настолько высоко ценимой в Запорожье, что по казацким правилам грехом считалось обмануть даже черта, если он попадал сечевикам в товарищи; кроме того, светлыми чертами характера запорожских казаков были высокая любовь к личной свободе, по которой они предпочитали лютую смерть позорному рабству[606]; глубокое уважение к старым и заслуженным воинам и вообще ко всем «военным степеням»[607]; простота, умеренность и изобретательность в домашнем быту, при нужде, в разных безвыходных случаях или физических недугах. Как пишет Собеский в «Записках о Хотинской войне»: «Добывая скудную пищу то охотой, то рыболовством, удаленные от сношения с городами, незнакомые или вовсе, или мало с домашним хозяйством, чуждые невоздержания и роскоши, они ничем другим не занимались, кроме оружия, и представляли из себя редкий пример во всем умеренности»[608]. Так, от лихорадки они пили водку с золой или ружейным порохом, полагая на чарку пенного вина ползаряда пороха; от ран прикладывали к больным местам растертую со слюной на руке землю, а при отсутствии металлической посуды ухитрялись варить себе пищу в деревянных ковшах, подбрасывая беспрерывно, один за другим, в ковш накаленные на огне камни, пока не закипала налитая в посуде вода[609].

В отношении к захожим людям запорожские казаки всегда были гостеприимны и страннолюбивы. Никита Корж рассказывает: «Сей обычай был у запорожцев не только к приятелям и знакомым, но и к посторонним людям, и наблюдали сию страннолюбия добродетель строго и неупустительно». «В Запорожье всякий желающий явиться в курень может жить и есть с ними без всяких расспросов или благодарности за гостеприимство», – пишет англичанин Рондо в журнале «Киевская старина». Кулиш в «Записках о Южной Руси» повествует: «Там никто, бывало, не смеет сказать старому человеку: «ты даром хлеб ешь». Приезжай туда всяк, воткни в землю копье, повесь янчарку (саблю) и лежи себе хоть три месяца, – пей и ешь все готовое. Только и дела, что встань да помолись Богу; а когда есть деньги, ступай в корчму пить водку. Если же кто скажет: «даром хлеб ешь», то казаки тотчас и накинутся: «а, ты, ты уже заказаковался, сякой-такой сын!» Я служил два года в Бериславе, а оттуда невдалеке были запорожские рыбные заводы. Бывало, как придешь на завод, то запорожцы не спрашивают, что ты за человек, а тотчас: «дайте-ка поесть казаку и чаркой водки попотчевайте; может быть, он пришел издалека и устал». А когда поешь, то еще ложись отдохни, а потом уже спрашивают: «Кто ты таков? Не ищешь ли работы?» Ну, скажешь им: «ищу». «Так и у нас есть работа, приставай к нам». Пристанешь, бывало, на работу и иной раз в месяц рублей двадцать заработаешь»[610].

Наравне с гостеприимством и страннолюбием запорожские казаки ставили личную честность в отношении врагов православной веры как на войне, так и у себя на Запорожье. Хотя в Сечи, говорит на этот счет католический патер Китович, жили люди всякого рода – беглые и отступники от всех вер, – однако там царствовали такая честность и такая безопасность, что приезжавшие с товарами или за товарами или по другим каким делам люди не боялись и волоска потерять с головы своей. Можно было на улице оставить свои деньги, не опасаясь, чтобы они были похищены. Всякое преступление против чьей-либо честности, гостя или селевого жителя немедленно наказывалось смертью»[611].

У нас над усе честь и слава, войськовая справа, —
Шоб и себе на смих не дати, и воротив пид нога топтаты.