Наконец, нам никуда не деться от того факта, что к латинскому прилагательному «diurnal», т. е. «ежедневный», восходят своими корнями английские слова «journal» и «journalism».
Причина «исторической близорукости» исследователей, подобных Ж. Челаби и Д. Хартли, заключается в том, что они склонны отождествлять журналистику с газетами, – полагает австралийский исследователь К. Уиндшул. По его собственному мнению, «истоки журналистики лежат там же, где лежат истоки истории». В качестве подтверждения тому он указывает на «Историю Пелопоннесской войны» Фукидида, которая, по его мнению, представляет собой «не описание событий прошлого, а, скорее, текущие комментарии о ходе войны по мере её развития». «Фукидид заслуживает признания не только как первый историк, но и как первый журналист, – настаивает Уиндшул, – а его “История Пелопонесской войны” – как произведение, заложившее фундамент традиции, из которой выросло содержание современных газет и журналов» [133, р. 52].
Наконец, ещё одна точка зрения предполагает, что журналистика является закономерным порождением демократии как формы государственного устройства, а потому истоки первой должны лежать там же, где и второй: «И журналистика, и демократия возникли в античной Греции. Обе оказались неразрывно связаны», – утверждает австралийский автор С. Лэмбл [98, р. 4]. В соответствии с этим взглядом, «главное предназначение журналистики заключается в том, чтобы обеспечивать граждан информацией, необходимой, чтобы они могли оставаться свободными и осуществлять процесс самоуправления» [115, р. 12]. И хотя существование подобной связи порой оспаривается, как это делает соотечественница С. Лэмбла Б. Джозефи, полагающая, что для журналистики важна не демократия как форма политического устройства, а свобода выражения и определённая степень профессиональной автономии сотрудников СМИ [94], вопрос о взаимосвязи журналистики и демократии, несомненно, заслуживает пристального рассмотрения.
«Афинская демократия не была самой первой в греческом мире, – пишет И. Е. Суриков. – …Однако именно демократия, сложившаяся в Афинах классической эпохи, стала, во-первых, самой развитой, сильной и яркой во всей античной истории, во-вторых, наиболее стабильной и долговечной, а не эфемерной, как демократии периода архаики (она просуществовала почти два столетия), в-третьих, оказала, бесспорно, наибольшее влияние на всю последующую историю человечества. Многие ключевые категории (хотя, естественно, отнюдь не все), выработанные афинской демократией, легли в основу устройства современных демократических государств» [46, с. 7—28].
Одним из наиболее важных отличий афинской демократии от современных было то, что она являлась прямой, а не представительной, и её высшей властью выступало общее собрание граждан, а не какой-либо выборный орган, подобный парламенту. Кроме того, большинство выборных должностей в Афинах (за исключением тех, что были связаны с ведением войн и управлением финансами) замещались по жребию[4]
, в силу чего, как справедливо отмечает И. Е. Суриков, это была «демократия непрофессионалов» [там же, с. 38].«Древность не знала представительной системы правления, власть в государстве принадлежала только тем членам правящего сословия, которые являлись в сенат, и только тем гражданам, которые толпились на площади народного собрания; и, обращаясь к ним лично, хороший оратор одной выразительной речью мог решающим образом повлиять на государственную политику», – писал известный российский литературовед М. Л. Гаспаров [12, с. 7]. Эта особенность античных демократий привела к превращению ораторского искусства в необходимый элемент всей государственной системы и, в свою очередь, к появлению софистов – группы странствующих учителей, обучавших молодых людей тому, как добиться успеха в обществе. Средством для этого выступала риторика – искусство говорить красиво и убедительно.
Софистика, утверждает М. Л. Гаспаров, «была духовным детищем демократии. Демократическим было прежде всего само предложение научить любого желающего всем доступным знаниям и этим сделать его совершенным человеком – предложение, которым больше всего привлекали к себе внимание софисты» [там же, с. 9]. Другим проявлением демократического характера софистики, по его мнению, становится признание относительного характера истины. «Человек есть мера всех вещей, тех, которые есть, – что они есть, тех, которых нет, – что их нет», – утверждал Протагор из Абдеры, а следовательно, каждый вправе иметь своё мнение о любом предмете, и оно имеет столько же прав на существование, как и любое другое. В подобной ситуации нельзя утверждать, что одно из них является более истинным, можно лишь признать, что одно мнение убедительнее другого. Обучением тому, как представить своё мнение наиболее убедительным, и занимались софисты.
Тремя основными разновидностями красноречия, выделившимися в период Античности, выступали: совещательное (симбулевтическое), торжественное (эпидейктическое) и судебное.