История зеркала

Процесс создания живописного изображения, в ходе коего человек оказывается в некоем пограничном состоянии, словно на краю бездонной пропасти, тесно связан с производством зеркал и с эффектом отражения. Зеркала, линзы, увеличительные стекла, камера-обскура представляют собой новые орудия (инструменты) познания и постижения реальности, инструменты, благодаря которым взгляд может открыть для себя две стороны одного предмета, лицевую и обратную, может поместить рядом несколько «полей зрения», накладывать их одно на другое, чтобы их сравнить. В связи с этим следует отметить тот факт, что многие художники были сыновьями стеклодувов, некоторые сами изготовляли зеркала и торговали ими²⁵. Из описи имущества, составленной после смерти Веласкеса, явствует, что у него было более десятка зеркал.

Среди немалого количества произведений, в которых так или иначе затрагивается тема зеркала, знаменитое полотно «Менины»²⁶ (Мадрид, музей Прадо) занимает особое место, потому что запечатленные на нем «тонкости и ухищрения» оптического эффекта показаны превосходно, потому что реальность и обманчивость отражения сталкиваются на этом полотне столь явно, что пространство как бы увеличивается и проявляется двойственность характера изображаемой реальности. Скрытая «архитектура» (или «архитектоника») произведения, прославляющего прежде всего могучую силу живописи, позволяет зрителю стать как бы соучастником некоего исторического события, проникнуть в лоно исторической ситуации, что он может осуществить только «окольным» путем, путем созерцания изображения, где большую роль играет отражение, т. е. «косвенное, непрямое» изображение. Сложная «сеть» взглядов, которыми обмениваются герои этой сцены, вовлекает и зрителя в число ее участников, втягивает его, как и художника, в свое лоно и приглашает вступить в круг зеркальных отражений. Внешнее и внутреннее, видимость и суть, игра зеркал, «возвращающая» на полотно все то, что, казалось, могло бы ускользнуть от взгляда, общее впечатление от созерцания всего «ансамбля» и отдельная точка зрения — все это части одного единого пространства, но границы всех этих явлений смещены и накладываются друг на друга, смешиваются, и в результате это полотно способствует разоблачению иллюзорности, обманчивости объективного взгляда, ибо истинность есть удел только божественного взгляда; картина также способствует осознанию истины, суть коей заключается в том, что всякое знание далеко не безупречно. Всякая реальность «удостоверяется» ее отражением, но этим же отражением эта реальность и подвергается изменениям, подобно тому, как личности всех персонажей изобличаются, удостоверяются и изменяются путем преломления их изображений, «проходящих» через взгляды других персонажей.

Гениальность художников северных стран нашла свое выражение в том, что они сумели «отразить» на полотнах процесс рефлексии субъекта, процесс его размышления над самим собой, его самонаблюдения и самоанализа, сумели передать парадоксальность внутренней сущности, достаточно «присутствующей», чтобы стать явной, выйти на поверхность, обнажиться, и достаточно в то же время отстраненной, чтобы не оскудеть или не подвергнуться саморазрушению.

Стремясь точно «схватить» индивидуальные характерные черты изображаемого субъекта, портрет в то же время «отказывается от мысли» выявить в этом субъекте что-то, что лежит за пределами видимости, и он становится своеобразной мизансценой, инсценировкой, в которой совершается тайна сознания и самопознания. В данном контексте наилучшей иллюстрацией может служить картина Вермеера «Девушка с письмом» (Дрезденская галерея), на которой изображена в профиль девушка с нечеткими чертами лица, погруженная в чтение письма, в то время как зритель видит и ее отражение, вырисовывающееся на оконном стекле; оконные занавески как бы подчеркивают границы пространства частной жизни; письмо в руках девушки, конечно же, зритель прочитать не может, оно является символом недостижимой, непостижимой, не допускающей никакого вторжения внутренней жизни, оно превосходно сочетается с отражением, являющимся изображением и символом сосредоточенности и рефлективности, т. е. способности к размышлению и самонаблюдению; и это сочетание делает ощутимой, осязаемой непроницаемость и непостижимость тайны, ибо тайна одного явления увеличивает тайну другого²⁷.