Диалог человека с самим собой о себе самом происходит через диалог с Богом. Именно в тени богословия и могла зародиться наука о человеке. Когда Дюрер писал в 1499 г. свой автопортрет в образе Христа, в манере совершенно «лобовой» и абсолютно иератической, т. е. свойственной религиозному искусству, а потому в манере торжественной, величественной и строгой, когда он изобразил себя с воздетой вверх рукой, напоминающей воздетую длань Господа-Пантократора, он сломал все привычные каноны своего времени; он написал свой автопортрет, поставив себя лицом к лицу со зрителем, а не в три четверти оборота, как было принято, чтобы сделать буквально осязаемой, ощутимой свою тождественность христианина, являющегося отражением Господа, в том виде, в котором должно нарисовать его воображение при подражании Иисусу Христу33
; Дюрер, воспроизведя в мельчайших деталях отличительные черты своего лица, хотел, чтобы у зрителя не осталось ни малейших сомнений относительно личности изображенного, и таким образом он утверждал могущество художника, способного «производить» (или воспроизводить) сходство; картина дает зрителю возможность увидеть одновременно и историческую реальность присутствия художника в этом мире, и реальность мистического слияния, предвосхищая будущее перевоплощение человека в Христа во Славе, в Спаса в Силах, перевоплощение бренного человеческого тела, возрожденного в своем сходстве и подобии с Богом благодаря Воплощению. Можно сказать, что Дюрер создал иллюстрацию к словам апостола Павла: «И уже не я живу, но живет во мне Христос» («Послание к Галатам», 2, 20), — словам, из коих Лютер сделал следующий вывод: всякий верный последователь христианского вероучения может сказать про себя: «Я есть Христос». Автопортрет Дюрера можно считать и иллюстрацией к следующим словам апостола Павла: «Мы же все, открытым лицем, как в зеркале, взирая на славу Господню, преображаемся в тот же образ от славы в славу, как от Господня Духа» (2-е послание к Коринфянам, 3, 18).Итак, лик Господа «аутентифицирует» лицо человека, т. е. удостоверяет его истинность и подлинность. Печать крещения, поставленная на лбу крещеного младенца, запечатлела его сходство с Господом. Отныне речь идет если и не об «автобиографическом» сходстве, то по крайней мере о сходстве индивидуальном; Божье дитя не утрачивает никаких своих человеческих черт, ни своих способностей, ни своего своеобразия.
Можно смело утверждать, что определенные соответствия идеям, выраженным в автопортрете Дюрера, мы найдем в двух поэмах Маргариты Наваррской, а именно в «Зеркале грешной души» и в «Зеркале распятого Иисуса», которые она написала в конце жизни и в которых она, пребывая в состоянии ярого религиозного фанатизма, под воздействием навязчивых идей и неотступно преследующих ее мыслей, описывает свое сходство с Богом в точном соответствии с идеей божественности ее происхождения, вернее, с идеей родства Королевского дома Франции с Богом; несмотря на все ее грехи «блудной дочери», плохой матери и дурной супруги, запятнавшие ее облик и стершие следы сходства с Богом с ее лица, королева сама про себя знает, что является дочерью, матерью и женой Христа, ибо божественное «присутствие» (или начало), заключенное в ее теле и душе, «стонет» и «тяжко вздыхает» в ее сердце, как и «нестираемые, неуничтожимые черты и следы наследственности».
Следы родства со стариком Адамом стираются, исчезают, в то время как образ, созданный зеркалом, открывает новую личность и новое тождество. Как для Николая Кузанского, так и для Дюрера, а следом за ними и для Маргариты Наваррской совершенно очевидно, что, именно отталкиваясь от своего несходства с образцом и от своих грехов, она может возвыситься и подняться к Богу. Тема отражения, меняющего направление и делающего возможным обращение грешника, теперь звучит по-иному, не так, как звучала тема средневекового зеркала, ибо теперь она представляет собой некое движение, совершающееся внутри человека и возвышающее его от несовершенного к совершенному, движение, превращающее обычное («случайно полученное») лицо в прекрасный лик, наделенный абсолютной красотой, движение, ведущее от несхожести к тождественности, движение, в которое вдыхает жизнь опыт существования на грешной земле34
. Зеркало становится для Маргариты Наваррской тем местом, где она может всматриваться в себя, где она может исповедоваться, а в ходе исповеди сквозь зеркало могут просачиваться не только библейские истины, но и чувства, и желания, и «слабости человеческой плоти, и непостоянство человеческого сердца».