Читаем История зеркала полностью

Тождество и личность выражаются в виде конфликта, даже в виде парадокса, в виде вопроса, задаваемого с тревогой слепцом, блуждающим в темноте. Маргарита Наваррская в «Зеркале распятого Иисуса» с ужасом приходит к выводу, что плохо знает саму себя35 и что ей следует дождаться, когда свет истины ударит ей прямо в лицо, чтобы она смогла познать себя такой, какая она есть и какой ее знают другие. Подобно тому, как Дюрер, чтобы познать себя, рисует себя в виде Христа в «Страстях Господних», чтобы иметь возможность рассмотреть себя в этом отражении (1522 г., Бремен), Маргарита желала видеть себя в момент смерти в образе Христа, каким он предстает в час испытаний, т. е. в час Страстей Христовых. «Мне надобно узреть мое бренное тело, запятнанное грязью, принявшее форму, подобную форме Господа нашего»36. В этом скорбном зеркале агонизирующего Христа отверженная всеми грешница, страдающая проказой, узнает свое истинное лицо.

Эти окрашенные страхом и беспокойным томлением искания, совершаемые Маргаритой Наваррской в сумеречном свете, излучаемым зеркалом, унаследованным в том виде, в котором оно существовало в учении апостола Павла, в мистическом опыте Терезы Авильской превращаются в утверждение транспарентности, т. е. прозрачности светопроницаемости всякого существа, и в утверждение того, что всякое существо способно само испускать лучи света. Тереза Авильская дерзнула написать свою автобиографию, и в этой дерзости она превзошла даже Дюрера, написавшего свой автопортрет, ибо она — женщина, т. е. существо, коему предписано быть более смиренным, чем мужчине, и она в этой автобиографии описала процесс слияния лиц и образов, происходящий в зеркале: «Моя душа вся целиком предстала передо мной в форме светлого зеркала, и все в нем было ясно и лучезарно. В центре узрела я Господа нашего Иисуса Христа в том виде, в коем Он является мне обычно. Во всех частях и частицах моей души я видела его отражение, как в зеркале, но я бы не смогла сказать, каким образом все это происходило»37. Зеркало для Терезы Авильской представляет собой ту точку соединения двух миров, в которой видимое лицо обретает черты лица невидимого в реверсивности, т. е. в обратимости взора, преисполненного любви.

Зеркало перспективы и точки зрения

Зеркало эпохи Возрождения предлагает себя в качестве соучастника встречи, столкновения, поединка и слияния человека с самим собой, в качестве места, где происходит внутренний диалог. Зеркало-око гуманиста представляет собой точку и угол зрения на мир, и в то же время оно продолжает располагаться в системе связей, соответствий и аналогий. Такой мыслитель, как Бовель (являвшийся последователем и продолжателем идей Николая Кузанского), давал определение человеческому существу с точки зрения деятельности его рассудка (разума), способного «вновь овладеть» материальным миром, чтобы опять отправить его творцу, рассудка, способного обратиться к самому себе, чтобы достичь собственного концепта, т. е. постичь самое себя38. Будучи вне мира и в мире, отдельным от мира и в то же время взаимосвязанным с ним, оно одновременно является оком всевидящим и зеркалом всеотражающим. Подобно тому, как двойствен мир, частично материальный, частично невещественный, человек, каким видел его Бовель, обладал двойным взглядом, и один из них познавал самого человека, а второй познавал мир, и таким образом одна часть зрения как бы познавала другую. И именно потому что человек в соответствии с этими воззрениями был способен проникнуть разумом в свою противоположность, он и мог перейти от простого растительного или животного существования к осознанию самого себя и к постижению себя. Таким образом вырастал и совершенствовался «мудрец», т. е. человек образованный, культурный, являвшийся двойником или отражением человека природного, т. е. того, кого мы называем «дитя природы».

Перейти на страницу:

Все книги серии Культура повседневности

Unitas, или Краткая история туалета
Unitas, или Краткая история туалета

В книге петербургского литератора и историка Игоря Богданова рассказывается история туалета. Сам предмет уже давно не вызывает в обществе чувства стыда или неловкости, однако исследования этой темы в нашей стране, по существу, еще не было. Между тем история вопроса уходит корнями в глубокую древность, когда первобытный человек предпринимал попытки соорудить что-то вроде унитаза. Автор повествует о том, где и как в разные эпохи и в разных странах устраивались отхожие места, пока, наконец, в Англии не изобрели ватерклозет. С тех пор человек продолжает эксперименты с пространством и материалом, так что некоторые нынешние туалеты являют собою чудеса дизайнерского искусства. Читатель узнает о том, с какими трудностями сталкивались в известных обстоятельствах классики русской литературы, что стало с налаженной туалетной системой в России после 1917 года и какие надписи в туалетах попали в разряд вечных истин. Не забыта, разумеется, и история туалетной бумаги.

Игорь Алексеевич Богданов , Игорь Богданов

Культурология / Образование и наука
Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь
Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь

Париж первой половины XIX века был и похож, и не похож на современную столицу Франции. С одной стороны, это был город роскошных магазинов и блестящих витрин, с оживленным движением городского транспорта и даже «пробками» на улицах. С другой стороны, здесь по мостовой лились потоки грязи, а во дворах содержали коров, свиней и домашнюю птицу. Книга историка русско-французских культурных связей Веры Мильчиной – это подробное и увлекательное описание самых разных сторон парижской жизни в позапрошлом столетии. Как складывался день и год жителей Парижа в 1814–1848 годах? Как парижане торговали и как ходили за покупками? как ели в кафе и в ресторанах? как принимали ванну и как играли в карты? как развлекались и, по выражению русского мемуариста, «зевали по улицам»? как читали газеты и на чем ездили по городу? что смотрели в театрах и музеях? где учились и где молились? Ответы на эти и многие другие вопросы содержатся в книге, куда включены пространные фрагменты из записок русских путешественников и очерков французских бытописателей первой половины XIX века.

Вера Аркадьевна Мильчина

Публицистика / Культурология / История / Образование и наука / Документальное
Дым отечества, или Краткая история табакокурения
Дым отечества, или Краткая история табакокурения

Эта книга посвящена истории табака и курения в Петербурге — Ленинграде — Петрограде: от основания города до наших дней. Разумеется, приключения табака в России рассматриваются автором в контексте «общей истории» табака — мы узнаем о том, как европейцы впервые столкнулись с ним, как лечили им кашель и головную боль, как изгоняли из курильщиков дьявола и как табак выращивали вместе с фикусом. Автор воспроизводит историю табакокурения в мельчайших деталях, рассказывая о появлении первых табачных фабрик и о роли сигарет в советских фильмах, о том, как власть боролась с табаком и, напротив, поощряла курильщиков, о том, как в блокадном Ленинграде делали папиросы из опавших листьев и о том, как появилась культура табакерок… Попутно сообщается, почему императрица Екатерина II табак не курила, а нюхала, чем отличается «Ракета» от «Спорта», что такое «розовый табак» и деэротизированная папироса, откуда взялась махорка, чем хороши «нюхари», умеет ли табачник заговаривать зубы, когда в СССР появились сигареты с фильтром, почему Леонид Брежнев стрелял сигареты и даже где можно было найти табак в 1842 году.

Игорь Алексеевич Богданов

История / Образование и наука

Похожие книги

Косьбы и судьбы
Косьбы и судьбы

Простые житейские положения достаточно парадоксальны, чтобы запустить философский выбор. Как учебный (!) пример предлагается расследовать философскую проблему, перед которой пасовали последние сто пятьдесят лет все интеллектуалы мира – обнаружить и решить загадку Льва Толстого. Читатель убеждается, что правильно расположенное сознание не только даёт единственно верный ответ, но и открывает сундуки самого злободневного смысла, возможности чего он и не подозревал. Читатель сам должен решить – убеждают ли его представленные факты и ход доказательства. Как отличить действительную закономерность от подтасовки даже верных фактов? Ключ прилагается.Автор хочет напомнить, что мудрость не имеет никакого отношения к формальному образованию, но стремится к просвещению. Даже опыт значим только количеством жизненных задач, которые берётся решать самостоятельно любой человек, а, значит, даже возраст уступит пытливости.Отдельно – поклонникам детектива: «Запутанная история?», – да! «Врёт, как свидетель?», – да! Если учитывать, что свидетель излагает события исключительно в меру своего понимания и дело сыщика увидеть за его словами объективные факты. Очные ставки? – неоднократно! Полагаете, что дело не закрыто? Тогда, документы, – на стол! Свидетелей – в зал суда! Досужие личные мнения не принимаются.

Ст. Кущёв

Культурология
60-е
60-е

Эта книга посвящена эпохе 60-х, которая, по мнению авторов, Петра Вайля и Александра Гениса, началась в 1961 году XXII съездом Коммунистической партии, принявшим программу построения коммунизма, а закончилась в 68-м оккупацией Чехословакии, воспринятой в СССР как окончательный крах всех надежд. Такие хронологические рамки позволяют выделить особый период в советской истории, период эклектичный, противоречивый, парадоксальный, но объединенный многими общими тенденциями. В эти годы советская цивилизация развилась в наиболее характерную для себя модель, а специфика советского человека выразилась самым полным, самым ярким образом. В эти же переломные годы произошли и коренные изменения в идеологии советского общества. Книга «60-е. Мир советского человека» вошла в список «лучших книг нон-фикшн всех времен», составленный экспертами журнала «Афиша».

Александр Александрович Генис , Петр Вайль , Пётр Львович Вайль

Культурология / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное