История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 1

За ужином об игре не говорили. Они высказывали самые помпезные суждения о моих выдающихся качествах, и восхваляли высокую судьбу, которая ждет меня в Риме. Я сам, после обеда, видя, что не говорят об игре, настойчиво попросил дать мне реванш. Мне предложили держать банк, и все остальные будут понтировать. Я так и сделал, и, потеряв все, просил выигравшего расплатиться с хозяином, и он сказал, что ответит за меня. Ложась спать в отчаянии, я увидел, в довершение неприятностей, признаки той же болезни, от которой, не прошло еще и двух месяцев, как я вылечился. Я уснул, ошеломленный.

Я проснулся после одиннадцати часов, но в оцепенении ума продолжал лежать в полудреме. Я ненавидел мысль и свет, которых сам себе казался недостоин. Я боялся окончательно проснуться и столкнуться с жестокой необходимостью принимать решение. Мне ни на минуту не приходила в голову мысль о возвращении в Венецию, что, однако, я должен был бы сделать; я скорее желал умереть, чем поведать молодому доктору свою ситуацию. Моя жизнь стала мне в тягость, я предпочитал умереть от голода, не беспокоя его. Наверняка, я не решился бы вставать, если бы старина Альбан, хозяин тартаны, не пришел растолкать меня, приглашая подняться на борт, потому что ветер благоприятный, и он хочет отплыть.

Смертный, избавляясь от растерянности, независимо от найденного средства, чувствует облегчение. Мне казалось, что капитан Альбан пришел сказать мне, что я должен сделать в моем крайнем положении. Быстро одевшись, я положил свои рубашки в носовой платок и взошел на тартану. Через час тартана подняла якорь и утром бросила его уже в порту Истрии, называемом Орсара. Мы все сошли на берег, чтобы отправиться на прогулку в этом городе, который не заслуживает названия. Он принадлежит папе, венецианцы передали его ему, чтобы отдать дань престолу Святого Петра. Поскольку капитан Альбан был паломником святого Франциска Ассизского, его тартана была ошвартована бесплатно; молодой монах францисканец по имени фра Стефано из Белуна подошел ко мне и спросил, не болен ли я.

— Отец мой, я в горе.

— Вы развеете свое горе, пойдя со мной позавтракать к одной из наших прихожанок.

Прошло тридцать шесть часов после того, как последняя пища попадала в мой желудок, и бурное море заставило меня отдать все, что могло еще там оставаться. Кроме того, моя секретная болезнь беспокоила меня до крайности, не говоря уже об унижении, которое угнетало мою душу, поскольку я остался без гроша. Мое состояние было настолько грустно, что у меня не было сил чего-либо желать. Я последовал за монахом в состоянии полнейшей апатии.

Он представил меня своей прихожанке, говоря, что проводит меня в Рим, где я поклонюсь святому Франциску. В любой другой ситуации я бы не допустил такой лжи, но в то время этот обман показался мне забавным. Добрая женщина подала нам хорошей рыбы, сдобренной маслом, которое в этих краях превосходно, и налила рефоско (вино), которое я нашел отменным. Священник, зашедший туда случайно, посоветовал мне не проводить ночь на тартане, а занять койку у него в доме, и даже пообедать на следующий день, если ветер не позволит нам отплыть. Я согласился без колебаний. Поблагодарив прихожанку, я отправился на прогулку со священником; он накормил меня хорошим обедом, приготовленным его экономкой, которая сидела с нами за столом, и которая мне понравилась. Его рефоско, еще лучше, чем у прихожанки, заставило меня забыть свои несчастья; я болтал с этим священником довольно весело. Он хотел прочитать мне свою небольшую поэму, но, не имея больше сил держать свои глаза открытыми, я сказал ему, что охотно услышал бы ее на другой день. Я лег в постель, позаботившись, чтобы моя чума не попала на простыни.

Десять часов спустя экономка, которая поджидала, когда я проснусь, принесла мне кофе, потом оставила меня, чтобы я мог спокойно одеться. Эта экономка, молодая и хорошо сложенная, показалась мне заслуживающей внимания. Я был смертельно огорчен, что мое состояние помешало мне убедить ее, что я отдаю ей должное.