История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 1

За пятнадцать дней режима мое недомогание смягчилось, я стал по утрам выходить на прогулку во двор, но прибыл турецкий купец из Салоник, поступил со всей своей свитой в карантин и расположился в первом этаже и на дворе, так что я был вынужден прекратить свои прогулки. Единственным удовольствием мне оставалось проводить часы на моем балконе в том же дворе, где прогуливался турок. Меня заинтересовала греческая рабыня необычайной красоты. Она проводила почти весь день, сидя в дверях своей комнаты и занимаясь в тени вязанием или чтением. Стояла сильная жара. Когда, подняв свои красивые глаза, она видела меня, она отводила их в сторону, и зачастую, имитируя удивление, вставала и медленно возвращалась в свою комнату, как будто хотела сказать: я не замечала, что за мной наблюдают. Она была высокого роста и выглядела совсем юной. У нее была белая кожа и черные глаза, волосы и брови. Ее одежда была греческой и, соответственно, очень соблазнительной. Пребывая в праздности в карантинной станции, при моем характере и привычках, мог ли я созерцать такой объект по четыре-пять часов каждый день, не сходя с ума? Я слышал, как она говорила на лингва-франка со своим хозяином, старым красивым мужчиной, скучавшим, как и она, и появлявшимся ненадолго со своей трубкой в зубах, чтобы снова войти обратно. Я бы сказал несколько слов этой девочке, если бы не боялся ее спугнуть и никогда больше не увидеть. Я решился, наконец, написать ей, не задумываясь о том, как ей сообщить о моем письме; в конце концов, я мог бы бросить его ей под ноги. Будучи, однако, не уверен, что она поднимет его, я решил не рисковать, делая неверный шаг.

Выждав момент, когда она была одна, я бросил бумажку, сложенную, как письмо, где я ничего не написал, держа свое настоящее письмо в руке. Когда я увидел, что она наклонилась, чтобы поднять ложное письмо, я бросил ей и другое, после чего она взяла оба и положила их в свой карман, а затем исчезла. В моем письме было сказано: «Обожаемый ангел Востока. Я пробуду всю ночь на этом балконе, мечтая, что вы придете всего на четверть часа, чтобы услышать мой голос через отверстие, которое у меня под ногами. Мы тихо поговорим, а чтобы меня слышать, вы сможете подняться на тюк, который лежит под таким же отверстием». Я попросил моего стражника не запирать меня, как он делал каждую ночь, и он легко согласился, при условии, однако, что он за мной проследит, поскольку, если я решу спрыгнуть вниз, у него будут неприятности. Он мне обещал, однако, не подниматься на балкон. Таким образом, ожидая на месте, я увидел ее, когда уже наступила полночь, и я начал уже отчаиваться. Я лежал на животе, сунув голову в отверстие в форме неровного квадрата, пять на шесть дюймов. Я увидел, что она взобралась на тюк, встав на который, она головой лишь на шаг не доставала до пола балкона. Она была вынуждена опираться рукой о стену, потому что занимала очень шаткое положение. В этом положении мы говорили о любви, желаниях, препятствиях, о невозможности и об уловках. Когда я рассказал ей про причины, которые помешали мне спрыгнуть вниз, она сказала, что даже если бы мы решились, мне оказалось бы невозможно подняться обратно. Кроме того, бог знает, что бы сделал турок с ней и со мной, если бы захватил нас врасплох. После того, как она пообещала приходить поговорить со мной каждую ночь, она протянула свою руку в отверстие. Увы! Я не мог насытиться, целуя ее. Мне казалось, что я никогда не касался руки более мягкой и нежной. Но какое наслаждение, когда она попросила у меня мою! Я быстро вложил в отверстие всю свою руку, так что она прижалась губами к складке локтя; она извинила мою хищную руку за все те кражи, которые та смогла проделать на ее греческом горле, и в которых я был гораздо более ненасытен, чем в поцелуях, что я запечатлел на ее руке. После нашего расставания, я посмотрел с удовольствием на охранника, который крепко спал в углу комнаты.