Это было после отъезда этих депутатов. Одним прекрасным утром в моей комнате появился несчастный Мараззани, которого, едва увидев, я схватил за шиворот. Он кричит, он понапрасну использует все свои силы, чтобы защититься, я тащу его наружу, он падает, и я падаю на него, так, что он не успевает воспользоваться ни своей тростью, ни шпагой; я влепляю ему пощечины, бью кулаками, на шум прибегает хозяин, и слуги вынуждают меня сдержать свой гнев. Я говорю хозяину не выпускать его и посылаю за Барджелло, чтобы поместить его в тюрьму. Я возвращаюсь в свою комнату под его крики, стараясь побыстрее одеться, чтобы пойти дать отчет обо всем г-ну де Р. Приходит Барджелло, спрашивает у меня, почему он должен заключить в тюрьму этого человека, и я отвечаю, что он узнает причину у г-на де Р., к которому я сейчас направляюсь. Вот причина моего гнева.
Читатель может вспомнить, что я оставил этого несчастного в
Восемь месяцев спустя, в Барселоне, я увидел, среди танцовщиц оперы, Белуччи, молодую венецианку, которую я любил, когда она была еще девочкой. Я оставил ее мужа в Риге, где он находится еще и сегодня; мне вздумалось пойти передать ей новости и возобновить также, если она захочет, наши прежние амуры. Я пошел туда на следующий день; она издала крик радости, увидев меня, покрыла меня поцелуями и порадовалась, как она мне сказала, что мне повезло избавиться от ужасного несчастья, в которое меня ввергла тирания.
— Я не знаю, о каком несчастье вы говорите.
— О президио, где вы были приговорены к каторжным работам, которые обычно стоят жизни тем, кто к ним не привычен.
— Я никогда не был приговорен ни к каким работам ни в каком президио. Кто вам рассказал эту басню, которая меня позорит?
— Граф Мараззани, который провел здесь три недели, который претерпел то же несчастье и был более счастлив, чем вы, оттуда спасшись.
— Этот бесчестный подлец вас обманул, но клевета ему дорого обойдется.
Начиная с этого момента существование этого человека никогда не отражалось в моей памяти без того, чтобы я не загорался от желания как-нибудь найти его, чтобы заставить заплатить за тот вред, который он нанес мне столь черной клеветой. В Лугано судьба привела его ко мне. То, что я сделал, было ответом на первое движение души, и я решил больше ничего не делать, потому что, наконец, я побил его только кулаками, и, возможно, с него этого было достаточно. Он был в тюрьме, и я направился узнать, что может г-н де Р. сделать этому гаду, чтобы обеспечить мне маленькую сатисфакцию.
Когда г-н де Р. был информирован об этом деле, он сказал, что не может ни держать его в тюрьме, ни выгнать из города иначе, чем в соответствии с ходатайством, которое я могу ему представить, и в котором попрошу его защиты жизни от этого человека, которого я имею веские основания считать убийцей, явившемся специально в Лугано, чтобы меня убить. Он сказал, что я могу придать реальность моему обвинению, приведя действительные претензии, которые я против него имею, и представив в самом дурном свете его появление в моей комнате, когда он не был объявлен мне заранее.
— Сделайте так, — говорит он мне, — мы посмотрим, что он ответит; я спрошу у него его паспорт, я затяну дело, я прикажу, чтобы с ним обращались сурово, но, в конце концов, я не смогу выгнать его из города, особенно, если он представит хорошего поручителя по своей персоне и своему поведению.