История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 11

В этот момент Бетти, охваченная чувством, видя, сколь хорошо оплачивается ее простой поцелуй, даровала, я думаю, мне все, чего я мог бы желать, потому что упала в мои объятия. Я засмеялся, наслаждаясь ее радостью и заверяя ее, что у меня не может быть другой воли, кроме ее, и немедленно покрыл поцелуями ее рот и глаза. Она, мне показалось, высоко оценила мою сдержанность. Лошади были уже запряжены, и, заплатив хозяину за ужин, который, как он говорил, он уже приготовил, мы отправились в путь. Возчик сказал нам, что будет также в Аквапанданте в восемь часов, потому что назавтра мы должны будем выехать на рассвете, чтобы обедать в Монтефьясконе.

Нам понадобилось только три четверти часа, чтобы прибыть в Аквапанданте, где мы нашли безумца, веселого и довольного, который схватил в свои объятия несчастную Бетти, которую я увидел вне себя от восторга, что она снова увидела его спасенным и здоровым. Он сразу сказал нам, воспевая свою победу, что вздул всех мерзавцев из Радикофани, получив только два легких удара камнем, от которых сумел уберечь свою голову.

— Где же сейчас, — спросил я, — меченый почтальон?

— Он пьет за мое здоровье с другим; они оба попросили у меня прощения.

— Благодаря экю, — сказала Бетти.

— Экю? Вы зря его им дали. Другой раз их надо будет поколотить.

Перед ужином он показал нам свои раны на своих ляжках и сбоку на груди; этот мерзавец был очень красивый малый. Восхищенный вид Бетти меня обеспокоил, но я страдал от всего сердца после задатков, которые она мне дала, в том, что благодарность воспоследует. За ужином он говорил и творил те же безумства, что и накануне; он настаивал, чтобы я лег в той же комнате, но я захотел уйти. Я ясно видел, что буду стеснять Бетти, она явно была еще не готова к тому разврату, к которому этот несчастный хотел ее приобщить. На следующее утро граф д'Этуаль мне сказал, что закажет нам хороший ужин в Витербе, и что хорошо бы я одолжил ему цехин, чтобы он мог оплатить свой обед в Монтефьясконе. Он показал мне как бы между прочим обменное письмо на три тысячи экю, которое было у него в портфеле. Я сказал ему, что убедился в этом, не читая его.

Бетти, убедившись, что, несмотря на слезы, что я заставил ее пролить, она может рассчитывать на мое сочувствие, стала вести себя со мной по-дружески. Она сразу объяснилась и почти дала мне право задавать ей вполне свободно вопросы, присвоив себе право указывать мне на мои ошибочные предположения.

— Вы видите, — сказала мне она в Монтефьясконе, — что только случайно или по забывчивости мой друг оказался без денег, потому что у него имеется значительное обменное письмо.

— Я полагаю его фальшивым.

— Ох! Это зло так говорить.

— Я сужу по его поведению. Я хорошо знаю эти штуки уже лет двадцать. Если это обменное письмо на Рим, почему он не учел его в Сиене, во Флоренции, в Ливорно?

— Может быть, у него не было времени. Он торопился уехать. Ах! Если бы вы все знали!

— Я не хочу знать ничего, дорогая Бетти, кроме того, что вы сочтете нужным мне сказать; но пока говорю вам, что все, что я вам высказал, — не предположения, не подозрения, но истина, основанная на том, что я увидел.

— Вы настаиваете на том, что он меня не любит.

— Он любит вас лишь настолько, чтобы избежать вашей ненависти.

— Как это?

— Разве не возненавидите вы человека, который лишь пользуется вашими прелестями?

— Я поражена, что вы в это верите.

— Я могу убедить вас этим вечером в Витербе, если вы этого хотите.

— Прошу вас убедить меня в этом, но со всей очевидностью. Это принесет мне самое большое огорчение, но я буду вам за это благодарна.

— И когда вы убедитесь в этом, верите ли вы, что перестанете его любить?

— Наверняка, потому что я полюбила его только в соответствии с представлением о его порядочности.

— Вы ошибаетесь. Вы будете его еще любить, даже когда поймете, что он мошенник, потому что этот человек сделал вас безумной, он лишил вас способности думать. Если бы не это, вы бы увидели все так же ясно, как и я.

— Все, что вы говорите, очень важно, но это лишь может быть. Докажите мне с очевидностью, что он меня не любит, и это меня убедит в том, что я должна его презирать.

— Вы увидите это сегодня вечером; но скажите мне, давно ли вы его знаете.

— Примерно с месяц. Но мы вместе только пять дней.

— А до этих пяти дней, оказывали ли вы ему свои милости?

— Ни единого поцелуя. Он проводил все ночи под моими окнами, и в течение дня не было случая, чтобы выглянув в окно, я не увидела его проходящим мимо по улице. Вы полагаете, что молодой человек, поступающий подобным образом, может лишь притворяться влюбленным?

— Я признаю, моя дорогая, что он вас любит, но лишь таким образом, как я вам сказал: чтобы достичь своего счастья за счет вашего; и даже, может быть, не зная его, так как может быть, что этот человек полагает, что вы не будете чувствовать себя несчастной, проституируя для него.

— Как вы можете думать столь по-черному о человеке, которого вы, в конце концов, не знаете?

— Слава Богу, что я его не знаю. Я уверен, что он убедил вас, не смея явиться к вам, бежать с ним.