Читаем История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 2 полностью

Идя по набережной к Санта Йов, я вижу в двухвесельной гондоле женскую фигуру, закутанную по-деревенски, но очень богато. Ее личико мне понравилось, так что я остановился, чтобы рассмотреть ее более внимательно. Передний гондольер, увидев, что я приостановился, решил, что я захотел воспользоваться случаем, чтобы доехать до Местре подешевле, и сказал заднему причалить к берегу. Я не колеблюсь ни минуты. Сажусь на лодку и даю ему три ливра, чтобы он больше никого не подсаживал. Старый священник, сидящий на переднем месте рядом с красоткой, хочет мне его уступить, но я прошу не беспокоиться.

Глава IX

Я влюбляюсь в Кристину и нахожу ей достойного ее мужа. Их свадьба.


1747

Эти лодочники, говорит мне старый священник, очень выгодные. Они посадили нас в Риальто за тридцать су, с условием, что могут по дороге подсаживать пассажиров, и вот — уже один. Они найдут еще.

— Когда я в гондоле, отец, свободных мест больше нет.

Говоря так, я даю еще сорок су лодочникам, и вот, — они довольны. Они благодарят меня, называя Превосходительством. Аббат спрашивает, надо ли меня называть эти титулом, я отвечаю, что, не будучи венецианским дворянином, я на титул не претендую; девица говорит, что этому очень рада.

— Почему, мадемуазель?

— Потому что, когда я вижу около себя дворянина, я не знаю… я боюсь. Я думаю, что вы люстриссимо[44].

— Отнюдь нет: я клерк адвоката.

— Я еще более рада, потому что люблю быть в компании людей, которые не считают себя выше меня. Мой отец был фермер, брат моего отца, которого вы здесь видите, кюре в Пр., где я родилась и выросла, у меня нет ни брата, ни сестры. Я наследница всего, также и состояния моей матери, которая все время больна и долго не проживет, что меня печалит, но это доктор так говорит. А кстати, я думаю, что разница небольшая между клерком адвоката и дочерью богатого фермера. Я говорю об этом вместо расписки, потому что отлично знаю, что в путешествии все друг с другом общаются, и всегда без экивоков, не правда ли, дорогой дядя?

— Да, дорогая Кристина. В доказательство чему этот господин, который сел с нами, не выясняя, кто мы такие.

— Но не думаете ли вы, — говорю я доброму кюре, — что я сюда сел лишь потому, что меня заинтересовала красота вашей племянницы?

При этих словах кюре и его племянница принялись смеяться изо всех сил, и, не видя, со своей стороны, что я сказал такого комического, я решил, что мои попутчики слегка глуповаты, что не вызвало у меня раздражения.

— Почему вы так смеетесь, моя прекрасная госпожа? Это для того, чтобы показать ваши зубки? Уверяю, что никогда не видел столь красивых в Венеции.

— Ох! Оставьте! Хотя в Венеции все мне говорят этот комплимент. Я вас уверяю, что в Пр. у всех девушек такие же красивые зубы, как у меня. Не правда ли, дядюшка?

— Да, дорогая племянница.

— Я смеюсь, — продолжала она, — над одной вещью, которую я вам никогда не скажу.

— Ах! Скажите мне, я прошу вас.

— Ох! Это — нет. Никогда, никогда.

— Я сам вам это скажу, — говорит мне кюре.

— Я не хочу, — говорит племянница, хмуря свои черные брови, — или я на самом деле уйду.

— Я этого не боюсь, — говорит дядя. Знаете, что она сказала, когда увидела вас на набережной? — Вот красивый мальчик, который мне приглянулся, но который слишком сердит, чтобы сесть с нами. И когда она увидела, что вы останавливаете гондолу, она захлопала в ладоши.

Племянница, утрируя свое недовольство, поколотила его в плечо.

— Почему, — говорю я ей, — вы недовольны тем, что я узнал, что вам нравлюсь, тогда как я рад, что вы знаете, что я нахожу вас очаровательной?

— Очаровательной! На минуточку! Ох, теперь я понимаю венецианцев. Они все говорят мне, что я их очаровала, и ни один из тех, кто мне понравился, не декларирует своих намерений.

— Какую декларацию вы хотите?

— Декларацию, которая мне подходит, месье. О доброй свадьбе в церкви, в присутствии свидетелей. Мы останемся в Венеции еще на пятнадцать дней. Не правда ли, дядя?

— Эта девушка, что вы видите, — говорит дядя, — хорошая партия, у нее три тысячи экю. Она не хочет выходить замуж в Пр., и, может быть, в этом права. Она все время твердит, что не хочет другого мужа, кроме венецианца, и поэтому я сопровождал ее в Венецию, чтобы познакомить там с кем-нибудь. Приличная женщина принимала нас у себя пятнадцать дней и водила нас в несколько домов, где молодые люди, склонные к женитьбе, ее видели; но те, кто ей нравится, не желают слышать о свадьбе, а ей, со своей стороны, не нравятся те, кто согласен.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное