Глава X
Маленькие неприятности вынуждают меня уехать из Венеции. Что происходит со мной в Милане и в Мантуе. 1747.
На второй день Пасхи Карло пришел к нам с визитом со своей женой, которая показалась мне другим человеком. Это был эффект одежды и прически. В той и другой проявилось полное самоудовлетворение. Отвечая на вежливые упреки Карло по поводу того, что я ни разу не зашел к нему с визитом, я пошел туда на день Св. Марка вместе с г-ном Дандоло; ожидая его появления, я испытал чувство удовлетворения, наблюдая, как Кристина стала идолом его тети и близким другом его сестры, считающих ее всегда готовой услужить, уступчивой и кроткой как ягненок. Она уже начала избавляться от своего жаргона.
В этот день С. Марка мы сидели в комнате ее тети; ее мужа не было дома. Разговор касался то одной темы, то другой, тетя хвалила ее успехи в письме и попросила ее, кстати, показать мне свою книгу. Она поднялась, и я последовал за ней. Она сказала мне, что счастлива и что находит каждый день в своем муже ангельский характер. Он сказал ей как-то без малейшей тени подозрения или неудовольствия, что знает, что она провела наедине со мной два дня, и что он рассмеялся в лицо тому злонамеренному человеку, который рассказал ему это, намереваясь его смутить.
Карло обладал всеми превосходными качествами и через двадцать шесть лет после своей свадьбы явил мне высокий знак своей дружбы, открыв для меня свой кошелек. Я не был частым гостем в его доме, но он сохранил ко мне благодарность. Он умер за несколько месяцев перед моим последним отъездом из Венеции, оставив жену живущей в достатке, с тремя хорошо устроенными сыновьями, с которыми она, возможно, живет и до сих пор.
В июне на ярмарке Святого Антония в Падуе я подружился с молодым человеком моего возраста, который изучал математику под руководством профессора Сучи. Его фамилия первоначально была Тоньоло, он к тому времени сменил ее на Фабрис. Это тот самый граф Фабрис, который умер восемь лет назад в Трансильвании, где он командовал войсками, будучи в чине лейтенант-генерала на службе у императора Иосифа Второго. Этот человек, обязанный успехом своим достоинствам, возможно, умер бы в безвестности, если бы сохранил свое прежнее имя Тоньоло, которое, в сущности, крестьянское. Он происходил из Удерцо, большого поселка венецианской провинции Фриули. Его брат аббат, человек умный и большой игрок, сменив фамилию на Фабрис, решил, что его младший брат тоже примет эту фамилию, чтобы не давать повода их уличить. Это надо было сделать, когда он стал жить под новым именем Фабрис, украшенным титулом графа, в соответствии с имением «фьеф», купленным им у Сената Венеции. Став графом и венецианским гражданином, он больше не был крестьянином; став Фабрисом, он перестал быть Тоньоло. Это имя ему вредило, потому что он не мог его произнести, чтобы не напомнить слушателям о своем низком происхождении, и поговорка, что крестьянин – всегда крестьянин, слишком часто подтверждается опытом. Крестьянина полагают неспособным к разумным поступкам, чистым чувствам, вежливости и к героическим качествам. Новоиспеченный граф, однако, заставил людей забыть, кем он был, что не означает, что он должен был сам забыть, кто он такой, ни отречься от себя. Он должен был, наоборот, об этом помнить, чтобы никогда не быть в своих действиях тем, кем он был до своего преображения. Также во всех своих публичных контрактах он никогда не отрекался от своего первоначального имени.
Аббат, его брат, предложил ему на выбор две почетные профессии. Тысяча цехинов, потребных для получения той или другой, были наготове. Речь шла о выборе между Марсом и Минервой. Он собирался напрямую купить для своего брата роту в войсках императора Австрии, либо косвенным путем добиться для него кафедры в университете Падуи. Между тем тот изучал математику, потому что хотел стать ученым, и это занятие его привлекало. Он выбрал военную стезю, подобно Ахиллу, который предпочел славу долгой жизни. Так заплатил он за свою жизнь. Это правда, что он уже был немолод, и что он не погиб в битве, то, что называют, на ложе славы, но если бы не чумная лихорадка, полученная им в странах, враждебных природе, куда направил его августейший хозяин, можно быть уверенным, что он бы еще жил, потому что он был не старше меня.