История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 4

Мне не нужно было ничего более, чтобы понять этого человека: оригинал, чувственный, дурной резонер, злой, глупый, неосторожный, неблагодарный. Написав мне в своем письме, что он был бы несчастен без компании графа Аспина, которому семьдесят лет, без книг и без денег, он употребил две страницы для перечисления своих горестей и жалоб на свои недостатки и нелепости. Вне тюрьмы я бы не стал отвечать человеку таких качеств, но тут я нуждался в поддержании общения с любым. Я нашел в кармашке книги карандаш, перья и бумагу, что дало мне возможность писать со всеми удобствами. Весь остаток его письма был посвящен истории всех заключенных Пьомби, которые здесь пребывали за те четыре года, что он здесь. Он сказал, что стражника, который по секрету покупал ему все, что он хочет, зовут Николас; тот также говорил ему имена всех, кто здесь находился в заключении, и все, что происходило в других камерах, и, чтобы убедить меня в этом, он рассказал мне все, что знал о дыре, которую я сделал. «Вас перевели оттуда, сказал он, — чтобы поселить там патриция Приули „Великого Хана“[66], и Лорен потратил два часа на то, чтобы зачинить дыру, проделанную вами с помощью плотника и слесаря, которым он приказал молчать под страхом смерти, как и всем своим стражникам. Николас заверил меня, что еще день, и вы бы убежали с помощью средства, о котором было много разговоров, и из-за которого Лорена бы удушили, потому что оно было совсем простое, и хотя он показывал удивление при виде дыры и показывал, что разозлен на вас, все же только он мог передать вам инструменты, чтобы проломить пол, и вы должны были их ему вернуть обратно. Николас мне также сказал, что г-н де Брагадин предложил ему тысячу цехинов за то, что он поможет вам бежать, и что Лорен хвалился, что может получить эти деньги и не потерять своего места, благодаря протекции г-на Диедо, друга его жены. Он также мне сказал, что ни один стражник не осмелится доложить секретарю о том, что произошло, из опасения, что Лорен выпутается и отомстит доносчику, выгнав его с работы. Я прошу вас мне довериться и рассказать в деталях историю этого происшествия, и особенно, что вы сделали, чтобы достать необходимые инструменты. Обещаю, что моя сдержанность будет равна моему любопытству.»

Я не сомневался в его любопытстве, но весьма — в его сдержанности, потому что сама его просьба выдавала в нем самого несдержанного из людей. Однако я видел, что мне следует обращаться с ним бережно, потому что человек такого склада казался мне созданным специально, чтобы делать то, что я ему говорю, и он послужит для того, чтобы вернуть мне свободу. Я провел целый день в написании ему ответа, но сильное подозрение заставило меня воздержаться от посылки ему письма: я увидел, что эта эпистолярная коммерция может быть организована Лореном, чтобы узнать, кто дал мне инструменты для пробивания дыры, и где я их храню. Я написал ему в немногих словах, что большой нож, которым я проделал дыру, лежит сверху опоры окна в коридоре камеры, где я нахожусь, и куда я, зайдя, положил его сам. Эта ложная информация менее чем в три дня меня успокоила, потому что Лорен не заглядывал на опору, что он бы проделал, если бы перехватил мое письмо.

Отец Бальби написал мне, что я мог бы иметь этот большой нож, потому что, как сказал ему Николас, перед заключением в камеру меня не обыскали; Лорен это знал, и это обстоятельство, возможно, спасло бы его, если бы мое бегство удалось, поскольку, как он считал, получая человека из рук Мессера Гранде, он должен полагать, что его уже обыскали. Мессер Гранде говорил, что, видя, как я поднимаюсь с постели, он был уверен, что у меня на себе нет оружия. Он кончал свое письмо просьбой отправить ему мой нож с помощью Николаса, в котором я могу быть уверен.