История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 4

Вместо того, чтобы мне ответить, он заснул и проснулся только через два часа спустя, спросив меня, может ли от отложить давать мне обещание, что он покинет свое ремесло.

– Вы можете отложить, – ответил я, – до того момента, пока не придет ангел отвести меня с собой; но я вас предупреждаю, что если вы не откажетесь клятвенно от вашего дурного ремесла, я вас оставлю здесь, ибо таково приказание Святой Девы.

Я заметил, что он этим удовлетворен, потому что уверен, что ангел не придет. У него был вид, который мне понравился. Мне не терпелось дождаться, когда прозвонит девятнадцать часов, и меня эта комедия бесконечно забавляла, потому что я был уверен, что появление ангела должно вызвать головокружение в бедном разуме этого животного. Дело могло не состояться в одном единственном случае, если Лорен вдруг, к моему большому сожалению, забудет принести книгу.

В восемнадцать часов я захотел обедать и пил лишь воду. Сорадачи выпил все вино и съел на десерт все масло, что у меня было – это был его конфитюр. Когда я услышал, что пробило девятнадцать часов, я бросился на колени, приказав ему поступить так же, голосом, который заставил его задрожать. Он повиновался мне, глядя на меня как на безумца растерянными глазами. Когда я услышал легкий шум, означающий проникновение в стену, я сказал:

– Грядет ангел!

Я бросился навзничь, влепив в то же время ему удар по плечам, заставивший его принять ту же позицию. Шум от проникновения был сильный, и я оставался распростертым таким образом добрую четверть часа; не правда ли, было над чем посмеяться, наблюдая, как глупец остается неподвижным в этом положении? Но я не смеялся: речь шла о деле, заслуживающем похвалы, поскольку нужно было добиться, чтобы он окончательно сошел с ума, или, по крайней мере, впал в исступление. Его испорченную душу нельзя было привести в человеческое состояние иначе, чем погрузив ее в ужас. Я провел три с половиной часа за чтением, а он – наговаривая Розарий и вздремывая время от времени, не осмеливаясь открыть рот и посматривая на потолок, откуда доносился шум от просверливаемой монахом доски. Находясь в ступоре, он жестикулировал перед образом Пресвятой Девы, и ничего не могло быть более комического. При звоне двадцати трех часов я указал ему поступать, как я, потому что ангел должен был отбыть; мы простерлись ниц, отец Бальби ушел, и мы не слышали больше никакого шума. Поднявшись, я увидел на физиономии этого недоброго человека скорее смущение и страх, чем осмысленное удивление.

Мне было довольно забавно поговорить с ним, чтобы услышать, как он рассуждает. Он, все время в слезах, держал речь, положения которой доходили до нелепости, и ни одно из них не имело продолжения. Он говорил о своих грехах, своих личных обетах, своей преданности Св. Марку, своих обязанностях перед начальником, и относил за счет этих заслуг ту милость, которую он теперь получил от Святой Девы, и я должен был вытерпеть длинное перечисление чудес Розария, которые его жена, исповедником которой был доминиканец, ему пересказывала. Он говорил мне, что не может понять, как я могу иметь дело с ним, таким невеждой.

Вы поступите на службу ко мне, и у вас будет все необходимое, без того, чтобы заниматься опасным и мерзким ремеслом шпиона.

– Но мы не сможем больше оставаться в Венеции.

– Разумеется, нет. Ангел отведет нас в страну, не принадлежащую Св. Марку. Готовы ли вы поклясться мне, что покинете это ремесло? И если вы клянетесь, не станете ли вы снова клятвопреступником?

– Если я поклянусь, я не нарушу больше своей клятвы, это точно; но признайте, что без моего отступничества вы бы не обрели от Святой Девы ту милость, которую она вам дала. Мое нарушение слова стало причиной вашего счастья. Вы должны теперь быть мне обязаны и полюбить мое предательство.

– Любите ли вы Иуду, который предал Иисуса Христа?

– Нет.

– Теперь вы видите, что предателя ненавидят, и в то же время обожают Провидение, которое может сотворить добро из зла. До сих пор вы были злодеем, мой дорогой. Вы обидели Господа и Святую Деву, и теперь я не хочу больше верить вашей клятве, по крайней мере, пока вы не искупите ваш грех.

– Какой грех я совершил?

– Вы совершили грех гордыни, допустив, что я должен быть вам обязан за то, что вы отдали мои письма секретарю.

– Каково же будет искупление этого греха?

– Вот каково. Завтра, когда придет Лорен, вы должны оставаться неподвижным на вашем матрасе, с лицом, повернутым к стене, не глядя на Лорена. Если он вас спросит, вы должны отвечать, не глядя на него, что вы не можете спать. Обещаете мне, что подчинитесь?

– Я обещаю вам, что сделаю все, как вы скажете.

– Обещайте это на этом святом образе. Быстрей.

– Я обещаю Пресвятой Деве, что по приходе Лорена я на него не посмотрю и не двинусь со своего матраса.

– А я, Пресвятая Дева, клянусь вам внутренностями Иисуса Христа, вашего Бога и сына, что как только я увижу, что Сорадачи повернется к Лорену, я кинусь на него и задушу, во славу вашу и честь.