– Ничего заранее не было договорено. Я была искренна этим вечером, и я искренна сейчас, когда вы меня видите. Я разработала нелепый проект, который прошу вас забыть, и считаю себя за него строго наказанной; Но вы можете сейчас же прервать мое наказание.
– Каким образом?
– Сказав мне, что вы меня прощаете, и доказав мне это.
– Я вас прощаю; но каким образом могу я вам это доказать?
– Продолжая заниматься любовью с моей дорогой сестрой, не слишком обращая на меня внимания.
Такое мне представлялось верхом комизма, и энтузиазм бросился мне в голову. Моя роль не должна была превратиться во вполне пассивную.
– Что скажешь, душа моя? – обратился я к своей блондиночке, – твоя героическая сестра, превыше всяческих похвал, хочет быть только зрительницей наших любовных трудов. Разве ты не чувствуешь себя достаточно щедрой, чтобы позволить ей стать тоже актрисой?
– Нет, дорогой друг; но это ты должен показать себя щедрым завтрашней ночью, разыгрывая ту же пьесу, с единственным отличием, что это Вероника будет играть мою роль, в то время, как я буду, как она даст нам пример этой ночью, с большим удовольствием, зрительницей.
– Это было бы замечательно, – говорит Вероника неискренне, если бы месье не решил уезжать на рассвете.
– Я останусь, очаровательная Вероника, но лишь для того, чтобы стало очевидно, что вы – обожаемая девочка.
– И что я люблю вас.
Я не мог потребовать, чтобы она объяснилась заранее, и сразу убедить ее в моей благодарности; но это бы получилось в ущерб Аннет и я исказил бы чистоту этой прелестной пьесы, и очень некстати. Аннет была ее автором, всякий раз, когда я вспоминал об этом приятном событии в моей жизни, я видел, что оно было сотворено самой прекрасной природой, и Аннет была здесь всего лишь ее выразителем.
Вероника, утвердившись в качестве зрителя и не желая ни во что вмешиваться, расположилась на своей стороне, приподняв подушку, положив на нее свой локоть и подложив руку под голову. Я приступил к исполнению фарса, как и должно, уверенный, что сыграю превосходно, поскольку зрительница внимательно наблюдала за действием. Я смотрел все время на нее, что она должна была отнести на счет моей вежливости; но она заметила, наконец, что мое доверие основано на интересе, который она испытывает к действию. Аннет ничего не видела, ее близорукость не позволяла ей заметить, куда устремлен мой взгляд. Каждый раз, когда в процессе пантомимы сдвигалось одеяло, Вероника старалась вернуть его на место, предлагая мне, как бы случайно, новую картину и наслаждаясь быстрым эффектом, производимым ею в моей душе, полной старания показать ей то активное воздействие, которое оказывает на мою душу ее шарм. В пылу великодушия она старалась выставить мне все свои сокровища, позволив с улыбкой догадываться, что она довольна тем, что я проникся ее мыслью. Она должна была поверить, что пьеса, которую я представляю, в сущности, не более чем репетиция той, что я должен играть с нею в следующую ночь, и ее воображение лишь усиливало очарование. Я думал так же, как она.
Вынудил отложить эту прекрасную игру Коста, который постучал в мою дверь, чтобы сказать, что фелука готова. Недовольный этим перерывом, я подошел к двери и сказал ему, чтобы оплатил еще день хозяину и сказал, чтобы тот был готов назавтра. Вернувшись в кровать, я увидел, что мои подружки рады моей честности.
Нам надо было поспать, но пьеса не должна была окончиться, из-за задержки, как всегда, неприятной, перерывом. Это должен был быть не более чем антракт, и я должен был продолжить партию после перерыва, который природа сделала для меня необходимым. Я предложил омовение, что вызвало смех у Аннет, и что Вероника нашла честным, достойным и правильным. При этой освежающей процедуре, явившейся новой закуской, я легко уговорил ее нас сымитировать; две сестры оказывали друг другу взаимные услуги в разных позах, исполненных так, что я нашел предпочтительной всем прочим роль зрителя.
После омовений, при которых нежные щекотания сопровождались изящными смешками, мы вернулись на сцену, где я должен был представить последний акт. Мне не терпелось его исполнить, и я был уверен, что справлюсь с ним с честью, рассчитывая, однако, на Аннет. Без нее диалог не мог бы состояться. Но слишком юная девочка, как я уже и предвидел, забыла свою роль. Жестокий бог, который сыграл с ней на этот раз шутку, был Морфей. Вероника рассмеялась, когда увидела ее заснувшей, и я должен был тоже смеяться, поняв, что она спит как убитая. Необходимо было ее оживить, и Амур должен был бы тому способствовать. Такая развязка приобретала вид катастрофы. Какая досада, говорили мне глаза Вероники, но она говорила мне это только глазами. Она опасалась, как и я, взять на себя роль Аннет без того, чтобы попросить у меня позволения, я же ждал, что она меня пригласит. Я счел своим долгом воздерживаться от посягательства на пьесу, которая должна была начаться только в следующую ночь. Вероника пошла спать в свою постель, и я проспал с Аннет до полудня.