Читаем История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 8 полностью

Нами овладевает неудержимый смех, так как у нас у всех – женские одежды, вплоть до башмаков. Одежды были из тонкого полотна, все белые. Рубашки были женские, и я отметил подвязки, очень галантные. Чепчики были ночные, не обремененные деталями для завивки, но отделанные ручными венецианскими кружевами. Были также чулки, в которых нам не было бы нужды, так как мы могли сохранить свои, но на них были пряжки, по которым нас можно было узнать. Я был удивлен, что женские башмаки мне подошли, но я узнал, что его обувщик был также и моим. Корсет, юбка, чехол, мантия, косынка, веер, рабочий мешок, коробочка румян, вся маска – ничто не было забыто. Мы оделись, не прибегая к помощи друг друга, за исключением того, чтобы убрать волосы в большие колпаки. У лейтенанта был вид настоящей красивой девушки высокого роста, но маркиз и я являли собой что-то удивительное. Две девицы под пять футов десять дюймов[6] – это редкость! Забавно было то, что мы все трое остались без штанов. Я сказал маркизу, что, имея в виду наши подвязки, нам придется обойтись без них.

– К сожалению, об этом не подумали, – ответил он.

У всех троих были большие женские мешки, в которые мы положили все, что нам нужно.

Девушки оделись. Мы открываем дверь и видим повернутые спиной к огню три красивые фигуры, которые в этом одеянии имеют вид слегка запретный, хотя они и стараются показать, что вполне свободно себя чувствуют. Мы приближаемся к ним с дамским реверансом и целомудренной сдержанностью, соответствующими персонажам, которых мы представляем. Это приводит к тому, что они считают себя обязанными имитировать мужские манеры, но их нелепый наряд не соответствует тому, в котором можно было бы представать перед респектабельными дамами. Они были одеты курьерами, в костюмы тонкого полотна, как и мы, приталенные штаны, жилеты и очень короткие куртки, с волосами, заправленными в сетки и легкие колпаки, с обычным оружием из позолоченного и посеребренного картона. Их рубашки с большими жабо были, однако, обшиты прекрасными кружевами. Эти три девицы, одетые таким образом, должны были бы возбуждать наши желания безмерно, но мы их слишком любили, чтобы вспугивать. Если говорить помимо наших ролей и того, для чего это все служило, кузины, как и возлюбленная лейтенанта, показывали нам, что никогда в жизни не одевались мужчинами, и поведали нам о своем опасении, что, если их кто-нибудь узнает в этом одеянии, им придется бежать с бала. Они были правы, но несмотря на это мы использовали все свое красноречие, чтобы внушить им уверенность.

Мы сели за стол, каждый рядом со своей избранницей, и, против моего ожидания, первая, кто начал веселить общество, была любовница лейтенанта, которая решила, что нельзя хорошо играть роль мужчины, не будучи дерзкой; лейтенант защищался, давая ей по рукам, но она не прекращала бросаться в сражение. Обе кузины, боясь показаться менее умными, стали также предпринимать против нас смелые выходки. Зенобия, которая прислуживала нам за столом, не могла удержаться от смеха, когда «мой обожаемый» К. упрекнула ее, что мое платье сделано слишком открытым в груди, и я, вытянув руку, дал ей легкую пощечину, после чего она попросила прощения и поцеловала мне руку. Маркиз заявил, что ему холодно, и его фальшивый кавалер спросила, есть ли «у нее» штаны и попыталась пощупать, но быстро отдернула руку, придя в замешательство, что заставило нас всех расхохотаться, но она повторила это снова, хорошо разыгрывая роль влюбленного. Ужин был так же хорош, как и мой. Мы разогрелись от Амура и Бахуса. Мы находились за столом в течение двух часов. Мы поднялись, наконец, из-за стола, но я увидел, что кузины грустны. Они не могли решиться ехать на бал в своем экипаже. Маркиз отнесся к этой проблеме так же как и я, и считал их сомнение оправданным.

– Надо, однако, решить, – сказал лейтенант, – или на бал, или домой.

– Ни то и ни другое, – говорит маркиз, танцуем здесь.

– А где скрипки? – говорит его любовница.

– Придется заплатить за эту ночь такую цену.

– Ладно, – сказал я, – выпьем пуншу и споем. Мы будем играть в детские игры, а когда устанем, пойдем спать. У нас три кровати.

– Достаточно и двух, – говорит любовница маркиза.

– Это правда, мадемуазель, но чем больше, тем лучше.

Зенобия пошла ужинать вместе с женой пирожника, и я сказал ей, чтобы она не возвращалась, пока я не позову. После двух часов разных глупостей любовница лейтенанта пошла лечь на одну из кроватей в соседней комнате, где находились платья девиц, и лейтенант последовал за ней. М-ль К. сказала, что, выпив пуншу немного больше, чем нужно, охотно легла бы в кровать, и я отвел ее в комнату, где она могла бы даже и запереться, и предложил ей это. Она ответила, что не может ни к кому отнестись с недоверием. Итак, мы оставили маркиза наедине с кузиной в комнате, где мы танцевали, где имелась кровать в алькове.

Перейти на страницу:

Все книги серии История Жака Казановы

История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 1
История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 1

«Я начинаю, заявляя моему читателю, что во всем, что сделал я в жизни доброго или дурного, я сознаю достойный или недостойный характер поступка, и потому я должен полагать себя свободным. Учение стоиков и любой другой секты о неодолимости Судьбы есть химера воображения, которая ведет к атеизму. Я не только монотеист, но христианин, укрепленный философией, которая никогда еще ничего не портила.Я верю в существование Бога – нематериального творца и создателя всего сущего; и то, что вселяет в меня уверенность и в чем я никогда не сомневался, это что я всегда могу положиться на Его провидение, прибегая к нему с помощью молитвы во всех моих бедах и получая всегда исцеление. Отчаяние убивает, молитва заставляет отчаяние исчезнуть; и затем человек вверяет себя провидению и действует…»

Джакомо Казанова

Средневековая классическая проза
История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 2
История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 2

«Я прибыл в Анкону вечером 25 февраля 1744 года и остановился в лучшей гостинице города. Довольный своей комнатой, я сказал хозяину, что хочу заказать скоромное. Он ответил, что в пост христиане едят постное. Я ответил, что папа дал мне разрешение есть скоромное; он просил показать разрешение; я ответил, что разрешение было устное; он не хотел мне поверить; я назвал его дураком; он предложил остановиться где-нибудь в другом месте; это последнее неожиданное предложение хозяина меня озадачило. Я клянусь, я ругаюсь; и вот, появляется из комнаты важный персонаж и заявляет, что я неправ, желая есть скоромное, потому что в Анконе постная еда лучше, что я неправ, желая заставить хозяина верить мне на слово, что у меня есть разрешение, что я неправ, если получил такое разрешение в моем возрасте, что я неправ, не попросив письменного разрешения, что я неправ, наградив хозяина титулом дурака, поскольку тот волен не желать меня поселить у себя, и, наконец, я неправ, наделав столько шуму. Этот человек, который без спросу явился вмешиваться в мои дела и который вышел из своей комнаты единственно для того, чтобы заявить мне все эти мыслимые упреки, чуть не рассмешил меня…»

Джакомо Казанова

Средневековая классическая проза
История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 3
История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 3

«Мне 23 года.На следующую ночь я должен был провести великую операцию, потому что в противном случае пришлось бы дожидаться полнолуния следующего месяца. Я должен был заставить гномов вынести сокровище на поверхность земли, где я произнес бы им свои заклинания. Я знал, что операция сорвется, но мне будет легко дать этому объяснение: в ожидании события я должен был хорошо играть свою роль магика, которая мне безумно нравилась. Я заставил Жавотту трудиться весь день, чтобы сшить круг из тринадцати листов бумаги, на которых нарисовал черной краской устрашающие знаки и фигуры. Этот круг, который я называл максимус, был в диаметре три фута. Я сделал что-то вроде жезла из древесины оливы, которую мне достал Джордже Франсиа. Итак, имея все необходимое, я предупредил Жавотту, что в полночь, выйдя из круга, она должна приготовиться ко всему. Ей не терпелось оказать мне эти знаки повиновения, но я и не считал, что должен торопиться…»

Джакомо Казанова

Средневековая классическая проза
История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 4
История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 4

«Что касается причины предписания моему дорогому соучастнику покинуть пределы Республики, это не была игра, потому что Государственные инквизиторы располагали множеством средств, когда хотели полностью очистить государство от игроков. Причина его изгнания, однако, была другая, и чрезвычайная.Знатный венецианец из семьи Гритти по прозвищу Сгомбро (Макрель) влюбился в этого человека противоестественным образом и тот, то ли ради смеха, то ли по склонности, не был к нему жесток. Великий вред состоял в том, что эта монструозная любовь проявлялась публично. Скандал достиг такой степени, что мудрое правительство было вынуждено приказать молодому человеку отправиться жить куда-то в другое место…»

Джакомо Казанова , Джованни Джакомо Казанова

Биографии и Мемуары / Средневековая классическая проза / Документальное

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное