История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 8

Я не медлил ни минуты. Не любовь и не распутство заставили меня прийти на помощь этой несчастной, но сочувствие и доброта. Я быстро надел редингот и направился в «Три Короля», в ту комнату, где находилась Ирен; я вижу девицу интересной внешности. Я ожидаю найти оскорбленную чистоту и искренность. Она поднимается и грустно просит у меня прощения за то, что осмелилась меня побеспокоить, прося в то же время сказать по-итальянски женщине, находящейся там, чтобы та вышла.

– Она меня утомляет уже в течение часа, – говорит она; я не знаю ее языка, но понимаю, что она хочет быть мне полезной. Я не склонна принимать ее помощь…

– Кто сказал вам, – обратился я к этой женщине, – прийти к мадемуазель?

– Местный слуга сказал мне вчера, что иностранная девушка осталась здесь одна, и что ее надо пожалеть. Я пришла посмотреть, из человеческого сочувствия, не могу ли я быть чем-то полезной. Я охотно пойду отсюда, вполне довольная. Я оставляю ее в хороших руках, и я ее поздравляю.

Этот жаргон сводни заставил меня расхохотаться.

Покинутая в немногих словах пересказала мне то, что я знал, и добавила, что ее любовник, сразу потеряв те двадцать цехинов, что я ему дал, отвел ее в отчаянии в гостиницу, где провел весь следующий день, не осмеливаясь выйти. Он выходил к вечеру, в маске, и вернулся следующим днем, одетый в плащ с капюшоном, сказав ей, что если он не вернется, он сообщит ей свои новости через меня. Он оставил ей мой адрес.

– Если вы его не видели, – сказала мне она, – я уверена, что он ушел пешком и без единого су. Хозяин гостиницы желает, чтобы ему заплатили, и я смогу это сделать, продав все, но что я буду делать потом?

– Посмеете ли вы вернуться к себе?

– Разумеется, посмею. Мой отец меня простит, когда я расскажу ему, со слезами на глазах, что готова уйти в монастырь.

– Я сам отвезу вас в Марсель, а пока найду здесь вам комнату у порядочных людей. Пока я не найду ее, запритесь здесь и никого не принимайте.

Я вызываю хозяина, чтобы принес счет, который был невелик, оплачиваю, его и она вне себя от изумления от того, что я делаю, и от слов, что ей говорю. Я думаю поселить ее вместе с Зенобией, если у той найдется место, и с этим ухожу. Я сказал той, в присутствии ее мужа, о чем идет речь, и он сказал, что уступит ей свое место, если она хочет спать с его женой, а он снимет маленькую комнату вблизи своего дома, где останется, пока девушка останется у них.

– Из еды она будет готовить себе, что хочет, сказал он.

Я счел это хорошей идеей, написал записку покинутой и сказал Зенобии ее отнести и все сделать. Я заверил ее в записке, что лицо, которое ее принесет, имеет от меня приказ позаботиться полностью о ней. Я увидел ее назавтра у Зенобии, плохо устроенной, но вполне довольной, и при этом хорошо выглядящей. Я увидел, что поступил разумно, но вздыхал, думая о том, насколько мне будет затруднительно быть таким в путешествии.

Мне более нечего было делать в Милане, но я был приглашен, вместе с графом, провести в его обществе две недели в С.-Анж. Это было владение, принадлежащее их дому, в пятнадцати милях от Милана, о котором он говорил мне с энтузиазмом. Я бы его слишком огорчил, если бы захотел уехать, не дав ему этого утешения. У него был женатый брат, который сейчас там жил постоянно и который должен быть очарован, как он мне сказал, знакомством со мной. По возвращении из этого владения он пожелает мне доброго пути, вполне довольный. Решившись удовлетворить его просьбу, я явился раскланяться, на четвертый день поста, с Терезой, с Греппи и с нежной К…, на две недели; графиня не затруднила себя этим путешествием, она гораздо более охотно оставалась в Милане, где маркиз Трюльци не дал бы ей скучать. Мы выехали из Милана в девять часов и прибыли в полдень в С.-Анж, где нас ждали с обедом.

Глава IX

Древний замок. Клементина. Прекрасная кающаяся. Лоди. Объяснение во взаимной любви, без опасения последствий.

Замок владетельного сеньора маленького городка Сен-Анж был велик, насчитывал по меньшей мере восемь веков своей истории и имел полное отсутствие каких-либо архитектурных форм, поскольку ни внутри, ни снаружи не обладал какой-либо правильностью. Большие комнаты все на втором этаже, маленькие – на первом и в хлебных амбарах. Толстые стены покрыты трещинами, каменные лестницы там и сям без ступенек, полы в комнатах, выстланные кирпичом и неровные, окна открыты настежь, без стекол и без запоров; потолки, укрепленные балками, усеяны гнездами птиц разных пород, ночных и перелетных.