История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 8

На следующее утро Барбаро, честный человек, как и все игроки, что поправляют фортуну, явился принести мне мои две сотни цехинов и, плюс к этому, две сотни, составляющие половину от банка, потому что, проведя беседу с братом относительно К., не хотел больше понтировать. Я поблагодарил его за все, и особенно за то, что познакомил меня со своей сестрой, которая захватила мое сердце и суровость которой я надеюсь победить. Он стал смеяться и похвалил мою скромность. После обеда, в три часа, я направился к ней, и оставался у нее до девяти, как и в предыдущий день. Поскольку не было игры, разговаривали обо всем на свете. Став официальным возлюбленным К…, я говорил с ее кузиной по-дружески; она просила меня остаться в Милане подольше, чем я планировал, потому что, оставаясь, я, помимо того, что доставлял радость кузине, радовал и ее саму, так как без меня ей становилось невозможно проводить долгие часы с маркизом Ф., который, пока был жив его отец, не мог с ней видеться свободно; Она, однако, говорила мне, что уверена, что когда отец умрет, маркиз на ней женится. Надеялась она, однако, напрасно, – этот маркиз в скором времени пустился в авантюры, которые его разорили.

На следующий день к вечеру пять очаровательных персонажей, вместо того, чтобы идти на бал, пришли ужинать ко мне, где, слегка перекусив, мы, без лишних разговоров, отправились по постелям. Очаровательная ночь, в которую наша радость, однако, прерывалась грустными размышлениями о том, что карнавал приближается к концу.

В предпоследний день карнавала, поскольку не было оперы, я стал играть и, не дождавшись трех выигрывающих карт подряд, потерял все золото, что имел, и я ушел бы, как обычно, если бы женщина в маске мужчины не дала мне карту, настаивая знаками, чтобы я на ней сыграл. Я выложил ее перед банкером на сотню цехинов на слово. Я проиграл и, стараясь вернуть проигранную сотню, проиграл тысячу, которую оплатил на следующий день. Собираясь выйти, чтобы направиться к К…, я вижу ту же маску – дурную предсказательницу в сопровождении маски – мужчины, который подходит, жмет мне руку и говорит на ухо, чтобы я шел в «Три Короля» к десяти часам в такую-то комнату, если мне дорога честь старого друга.

– Кто этот друг?

– Я сам.

– Кто вы?

– Не могу сказать.

– Я не приду, так как если вы мой друг, ничто не может помешать вам назвать свое имя.

Я выхожу, он следует за мной, говоря идти к виднеющейся аркаде, где он снимет свою маску. Я иду туда, он снимает маску, и я вижу Кроче, которого читатель, может быть, помнит. Я знал, что он был изгнан из Милана, я удивился, увидев его, и, понимая причину, по которой он не хотел назваться, я очень был доволен, что избежал удовольствия идти в его гостиницу.

– Я удивлен, – говорю я ему, – видеть тебя здесь.

– Я прибыл, воспользовавшись случаем, что можно надевать маску, для того, чтобы заставить родственников дать мне деньги, которые они мне должны, а они тянут время, чтобы ничего не давать, будучи уверены, что, из опасения быть узнанным, я должен буду уехать в пост.

– И в пост ты собираешься уехать, хотя и не получил денег?

– Я вынужден; но поскольку ты не хочешь прийти ко мне повидаться, выручи меня, дав мне двадцать цехинов, и тогда я смогу уехать в воскресенье утром, даже если мой кузен, который должен мне десять тысяч ливров, не даст мне тысячу, что я у него прошу; но перед тем я его убью.

– У меня нет ни су, и та твоя маска стоила мне тысячу цехинов.

– Я это знаю. Я несчастен, и приношу несчастье всем моим друзьям. Это я сказал ей дать тебе карту.

– Эта девочка из Милана?

– Отнюдь нет. Она из Марселя, откуда я ее увез. Она дочь богатого комиссионера; я в нее влюбился, соблазнил ее, и она уехала со мной. У меня было много денег, но, несчастный, я все потерял в Генуе, я продал все, что у меня было, и приехал сюда; я здесь неделю. Дай мне надежду, что сможешь мне помочь, одолжи двадцать цехинов у кого-нибудь.

Движимый сочувствием, я повернул назад, чтобы попросить у Каркано; я отдал их Кроче, сказав, чтобы он мне написал, и покинул его. Я направился к К…, где провел вечер и договорился, что мы вместе поужинаем завтра, последний раз в карнавал. Мы провели время так же счастливо, как и в предыдущие разы. Первый день поста я провел в постели и на следующий день, в понедельник, очень рано, Клермон дал мне письмо, которое принес ему местный слуга. Я его вскрываю и, не видя никакой подписи, читаю: «Увы, месье! Явите жалость к самому несчастному созданию на всем свете. Г-н де ла Круа наверняка уехал в отчаянии. Он оставил меня в этой гостинице, он ничего не заплатил, что будет со мной? Придите дать мне по крайней мере совет».