История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 9

Дело было в том, что м-м Корнелис была занята до этого часа со своим адвокатом по поводу большого процесса, который она вела против сэра Фредерика Фермера. Я пошел в свою комнату и, ничего не говоря, взял шляпу и трость и отправился прогуляться. Было еще только семь часов. Стараясь не заблудиться, я шел наугад и через четверть часа зашел в кафе, где было много народу. Это было кафе Оранж, известное и часто посещаемое разного рода мошенниками — итальянцами, живущими в Лондоне. Мне о нем рассказывали еще в Лионе, и я не собирался его посещать; была ночь, и случай привел меня туда; я не хотел в дальнейшем туда заходить. Я присел за столик, спросил лимонаду, и ко мне подсел мужчина, чтобы, воспользовавшись светом светильника, стоящего на моем столике, прочесть листок. Я вижу, что он напечатан по-итальянски. Мужчина, с карандашом в руке, зачеркивает слова и вносит исправления в текст. Это автор, говорю я себе. Я вижу, что он исправляет слово «ancora», вставляя букву «h», и собирается написать «anchora». Я не могу сдержаться. Я говорю, что уже четыре столетия пишут слово «ancora» без «h».

— Согласен, но я цитирую Боккаччо, и в цитатах следует быть точным.

— Вы правы, я прошу прощения. Вы литератор?

— Очень незначительный. Я Мартинелли.

— Не незначительный. У вас есть имя. Вы родственник Кальзабиджи, и он говорил мне о вас. Я читал ваши сатиры.

— Смею ли спросить, с кем я говорю?

— Меня зовут Сейнгальт. Вы окончили ваше издание «Декамерона»?

— Да, и стараюсь увеличить число подписчиков.

— Если хотите, я буду в их числе.

— Окажете мне честь.

Он дает мне квитанцию и, видя, что это всего гинея, я прошу у него еще одну, оплачиваю их и встаю, чтобы идти, говоря, что надеюсь увидеть его еще в этом кафе. Я переспрашиваю у него название кафе, и он говорит, удивленный, что я его не знаю; но он более не удивляется, когда я говорю, что приехал только что в первый раз в Лондон.

— Вам, пожалуй, будет затруднительно вернуться обратно к себе, и я вас провожу.

Едва выйдя на улицу, он сообщает мне, очень вежливо, что случай привел меня в кафе Оранж, самое скандально известное в Лондоне.

— Но вы туда ходите.

— Я могу туда ходить, повторяя стихи Ювенала: Cantabit vacuus coram latrone vialor [12]. Мошенники не могут ничего со мной сделать. Я с ними не разговариваю, а они — со мной. Я здесь уже пять лет; я поддерживаю отношения только с милордом Спенсером, я занят литературными трудами, я один, зарабатываю достаточно, чтобы жить в меблированной комнате и обедаю в таверне. У меня дюжина рубашек и эта одежда, и мне хорошо: nec ultra deos lacesso [13].

Этот человек, говоривший совершенно чисто по-тоскански, мне понравился. Я спросил его дорогой, что мне сделать, чтобы получше поселиться, и, спросив, как я хочу жить и сколько собираюсь пробыть в Лондоне, он посоветовал мне снять полностью на себя целый дом, полностью меблированный и со всем, что нужно для кухни, стола, со столовым и постельным бельем.

— Вам дадут весь инвентарь, — сказал он, — и как только вы дадите поручителя, вы станете полновластным хозяином, поселившись, как англичанин, и подчиняясь только закону.

Я просил его указать мне дом в таком роде, и тут он заходит в лавочку, говорит с хозяйкой, записывает и выходит, скопировав все, что мне нужно, из «Адвертизера» [14]. Тут были разные места, где имелись дома, которые мне были нужны. Наименее удаленный от места, где мы находились, был на большой улице, называемой Пел-Мел, и мы отправились его посмотреть. Старая женщина, отворившая нам небольшую дверь, как только он постучал, показала нам первый этаж и три верхних. На каждом этаже было две комнаты с прихожей, как везде в Лондоне, выходящие на улицу, и две — выходящие во двор. В каждых апартаментах было две кровати, одна — в комнате и одна — в прихожей. Все очень удобное, фарфор, зеркала, сонетки, — все было превосходно. В очень большом шкафу в комнате на первом этаже, где спала старуха, было все белье, а в другой — приборы из серебра, фарфора и фаянса. В кухне — весь набор утвари, в полном изобилии, и в подвале, чего я не ожидал, было все, чтобы устроить всю семью: и погреб и полки, чтобы содержать все, что необходимо для хорошего дома. Владелец хотел двадцать гиней в неделю. Я сказал Мартинелли, что дом мне нравится, и что я хочу его снять немедленно, чтобы въехать, когда захочу.