Поступок сыновей был не из тех, что способны ярую ненависть, которую мессир Ченчи испытывал к своим детям, превратить в любовь. И поскольку регулярно выплачиваемый пенсион дал трем юношам некоторую независимость и возможность избежать отцовского гнева, последствия его пали на головы двух несчастных дочерей. Скоро положение их стало настолько невыносимым, что старшая, невзирая на постоянный надзор, сумела передать его святейшеству прошение, в котором, помимо жалоб на дурное обращение, содержалась слезная просьба выдать ее замуж или поместить в монастырь. Климент VIII девушку пожалел. Он заставил старшего Ченчи дать дочери в приданое шестьдесят тысяч скудо, после чего сосватал ее за Карло Габриелли, родовитого уроженца Губбио. Франческо чуть не обезумел от ярости, лишившись этой своей жертвы.
Спустя малое время смерть отняла у него еще две заботы: Рокко Ченчи погиб от руки какого-то безвестного колбасника, а его брат Кристофоро год спустя – от руки Паоло Корсо-ди-Масса. Это несколько утешило Франческо, чья скупость преследовала сыновей и в могиле: церковникам он заявил, что не потратит и байокко[19]
на погребальный обряд. Их похоронили в семейном склепе, в гробах самого убогого вида. Отец, присутствовавший при этом, сказал, что и от двух выродков избавиться – большая удача, но счастье его будет полным, когда остальные пятеро лягут рядом с этими двумя, и что, когда последний из его детей испустит дух, он на радостях подожжет свой дворец.Наученный горьким опытом, Франческо предпринял все предосторожности, чтобы вторая дочь, Беатриче, не последовала примеру первой. В то время она была совсем юной девушкой лет двенадцати или тринадцати, прелестной и невинной, как ангел. У нее были длинные белокурые волосы (столь редкие у итальянок, что Рафаэль, сочтя их божественным даром, наделил таковыми всех своих мадонн), крупными локонами спускавшиеся ей на плечи, красивый лоб, а выражение ее лазурно-синих глаз казалось поистине небесным. Роста она была среднего, прекрасно сложена, и в те короткие моменты, когда нрав, дарованный ей природой, не проявлялся сквозь слезы, становилось ясно, что ей присуща не только живость ума, жизнерадостность и сострадание, но и твердость духа.
Для надежности Франческо содержал дочь взаперти, в дальней комнате своего дворца, и ключ всегда носил при себе. В ее покои этот непостижимый и непреклонный тюремщик являлся ежедневно, чтобы принести ей еду. Беатриче с ранних лет привыкла к грубому и жестокому обращению, но, как только ей исполнилось тринадцать, к ее огромному изумлению, отец внезапно смягчился. Объяснялось это просто: девочка постепенно превращалась в девушку. Красота ее раскрывалась подобно цветку, и Франческо, которому никакое преступление не было чуждо, воспылал к ней кровосмесительной страстью.
Легко представить, какого рода воспитание получила несчастная Беатриче. Отец ограждал ее от всякого общества, в том числе и от влияния мачехи, а потому дитя это выросло в полном неведении относительно того, что есть добро и что – зло. Погубить ее было легче, чем любую другую, однако Франческо обставил это демоническое деяние со всей изобретательностью и ухищрениями, на которые только был способен.
Несколько ночей подряд Беатриче просыпалась под звуки упоительной музыки, подобную которой можно услышать разве что в раю. Она рассказала об этом отцу, и тот не стал разубеждать дочь, прибавив только, что, если она будет послушной и покорной, Господь явит еще бо́льшую милость и она сможет не только слушать, но и увидит нечто чудесное.
И вот однажды ночью, когда Беатриче, опершись на локоток, внимала божественной музыке, дверь ее спальни отворилась и изумленному взору ее предстала просторная, ярко освещенная зала, напоенная ароматами, тоньше которых невозможно и представить. Полуобнаженные прекрасные юноши и девы редкой красоты, словно сошедшие с полотен Гвидо и Рафаэля, прохаживались тут же с видом радостным и беззаботным. То были фавориты и куртизанки Франческо: богатый, как Крез, он еженощно устраивал в своем доме оргии, наследуя пример Папы Александра, вакханалией отметившего бракосочетание своей дочки Лукреции, и Тиберия с его дебошами на острове Капри. По прошествии часа двери затворились, и обольстительное видение исчезло, оставив удивленную Беатриче в приятном волнении.
С наступлением ночи все повторилось. Правда, на этот раз Франческо Ченчи вошел в покои дочери и предложил ей поучаствовать в празднестве. Он был в костюме Адама. Беатриче, сама не зная почему, решила, что поступит дурно, если все же подчинится настояниям отца. Ответ ее был таков: среди присутствующих дам она не видит мачехи, Лукреции Петрони, а потому не осмеливается встать с кровати и разделить общество людей, ей не знакомых. Все угрозы и мольбы Франческо пропали втуне: Беатриче закуталась в простыни и наотрез отказалась выходить.