Рим вздохнул свободно, ибо у него, как и у несчастных Ченчи, пробудилась надежда, и радостно, как если бы этот акт личного снисхождения был равнозначен официальному помилованию. Однако свершилось еще одно преступление, и добрые намерения Папы развеялись, как дым. Паоло Санта-Кроче убил свою мать, шестидесятилетнюю маркизу Санта-Кроче, притом жесточайшим образом: он то ли пятнадцать, то ли даже двадцать раз ударил ее кинжалом за то, что она не пожелала признать его своим единственным наследником. От рук правосудия преступник ускользнул.
Сходство этих двух преступлений ужаснуло Климента VIII. Обстоятельства вынуждали его отправиться в Монте-Кавалло, где на следующее утро было назначено посвящение одного прелата в титулярные кардиналы церкви Санта Мария дельи Анджели. Однако это не помешало ему назначить на послезавтра, то есть на 10 сентября 1599 года, на восемь утра, встречу с монсеньором Таверной, губернатором Рима.
– Мы препоручаем дело Ченчи вам, – сказал ему понтифик, – дабы вы свершили справедливый суд, и как можно скорее.
После этой беседы с его святейшеством монсеньор Таверна вернулся в свой дворец и созвал на совет всех уголовных судей города, который и приговорил всех четырех Ченчи к смертной казни.
Окончательный вердикт был тут же оглашен. И так сильно было всеобщее сочувствие к судьбе этих несчастных, что многие кардиналы спешно отправились в Рим – кто верхом, а кто и в карете, желая, чтобы приговор, по крайней мере для женщин, был приведен в исполнение тайно и в тюремных стенах, а Бернардино, мальчику пятнадцати лет, не совершившему никакого преступления, однако вместе с остальными признанному виновным, было даровано прощение. Наибольшее рвение в этом деле проявил кардинал Сфорца, однако понтифик остался непреклонным, не дав ему ни тени надежды. И только Фариначчи, посеявшему в душе его святейшества угрызения совести, удалось добиться заверений, что Бернардо останется в живых, – и это уже в субботу утром, после продолжительных и настойчивых просьб.
К тому времени в обе тюрьмы, Корта-Савелла и Тординону, уже явились братья-утешители из разных монашеских орденов. Приготовления к этой величайшей трагедии, которая должна была разыграться на мосту Святого Ангела, заняли всю ночь, однако в камеру к Беатриче и сеньоре Лукреции секретарь суда явился только в пять утра, дабы зачитать им приговор.
Обе женщины спали, не подозревая о событиях трех последних дней. Чиновник разбудил их, чтобы сказать, что людьми они осуждены и скоро предстанут перед Всевышним.
Поначалу Беатриче была раздавлена отчаянием. Не проронив ни слова жалобы, позабыв об одежде, она поднялась со своего ложа обнаженная и шатающаяся, как если бы была пьяна. Однако скоро дар речи к ней вернулся, и она стала стенать и вопить. Лукреция приняла известие с бо́льшим самообладанием и стойкостью и начала одеваться, дабы проследовать в часовню. Но, сколько бы она ни уговаривала свою падчерицу смириться, та продолжала буйствовать, ломая руки и ударяясь головой о стену, и твердила: «Умереть! Кончить жизнь так внезапно, на эшафоте! На плахе! Господи! Господи!» Исступление несчастной нарастало, пока не достигло своей ужасающей кульминации, и только когда тело растеряло последние силы, дух ее обрел былую твердость. С этого момента Беатриче сделалась ангелом смирения и образчиком стойкости.
Придя в себя, она сразу же попросила позвать нотариуса, чтобы продиктовать ему завещание. Эта просьба была тотчас же исполнена. Как только законник явился, Беатриче, желая разом покончить со всеми земными делами, продиктовала ему свою последнюю волю, ни на мгновение не утратив спокойствия и трезвости суждений. В последних строках завещания она просила, чтобы ее останки перенесли в церковь Сан Пьетро ин Монторио, которую видно было из окон отцовского дворца и которую она особенно почитала. Пятьсот скудо Беатриче завещала монахиням конгрегации Святых Ран Христовых, а еще распорядилась, чтобы ее приданое, равное пятнадцати тысячам скудо, разделили между пятьюдесятью девушками из бедных семей, дабы те смогли выйти замуж. Место захоронения она тоже выбрала сама: ей предстояло упокоиться у подножия главного алтаря, украшенного великолепной картиной «
Вдохновленная примером падчерицы, Лукреция также сделала свои последние распоряжения. Она попросила, чтобы ее останки перенесены были в церковь Сан Джорджо, что в Велабре, тридцать два скудо завещала раздать, как милостыню, а также сделала еще множество других благочестивых пожертвований. Исполнив последние обязанности, женщины обратили свои сердца к Богу и, преклонив колени, стали читать псалмы и предсмертные молитвы.