– Мы согрешили, – вскричал Джакомо, – и теперь пришло время покаяться ради спасения души и со спокойным сердцем принять смерть, дабы избавить тебя от этой агонии!
И тогда она встряхнула головой, словно отгоняя боль, и сказала:
– Значит, вы хотите умереть! Раз так, пускай! Пусть мы все умрем!
Беатриче посмотрела на своих палачей.
– Отвяжите меня, – сказала она. – Спрашивайте о чем хотите, и все, с чем я должна согласиться, я соглашусь; а что должна отрицать, я отвергну[24]
.И тогда ее спустили на землю и развязали. Цирюльник
Когда с этим было покончено, по просьбе братьев Ченчи всех четверых заточили в одну тюрьму. Однако уже на следующее утро Джакомо и Бернардо отправили в узилище Тординона, а женщин оставили на прежнем месте.
По прочтении признаний, содержавших все подробности убийства, понтифика охватил такой ужас, что он повелел привязать преступников к хвосту необъезженных лошадей и протащить по улицам Рима. Однако столь свирепый приговор вызвал всеобщее возмущение, и многие сановники, кардиналы и знатные сеньоры смиренно пали ниц перед его святейшеством, в один голос умоляя его отменить вердикт или, по меньшей мере, дать приговоренным возможность привести доводы в свою защиту.
– А разве дали они своему несчастному отцу возможность оправдать свои поступки, когда пришли убить его без всякого снисхождения, самым гнусным образом? – возразил Климент VIII.
Просителей оказалось так много, что Папе пришлось уступить, дав осужденным три дня отсрочки.
Без малейшего промедления за дело, столь взволновавшее всех, взялись лучшие и знаменитейшие адвокаты Рима. Составив бесчисленное множество пояснительных записок и защитительных речей, в назначенный день они предстали перед святым отцом.
Первым выступил ученый муж Никколо Анжели. И с самых первых слов так велико было его красноречие, что собравшиеся затрепетали, выказав тем самым свое сочувствие к осужденным. Встревоженный таким поворотом дела, Климент VIII приказал ему замолчать.
– Выходит, если среди вельмож найдется отцеубийца, то сыщется и адвокат, который возьмется его защищать? – в возмущении вскричал он. – В это просто невозможно поверить! Нам такое и в голову не приходило!
После столь суровой отповеди его святейшества все притихли, за исключением Фариначчи, который, черпая смелость в мысли о священном долге, на него возложенном, ответил почтительно и в то же время твердо:
– Святой отец, мы явились сюда не для того, чтобы защищать преступников, но чтобы спасти невинных. Ведь если нам удастся доказать, что кто-то из обвиняемых был вынужден себя защищать, что не возбраняется законом, надеюсь, ваше святейшество его помилует. Ведь наряду со случаями, когда закон позволяет отцу убить свое дитя[25]
, есть и случаи, оправдывающие отцеубийство. Об этом и пойдет речь, если, конечно, ваше святейшество позволит нам говорить!Климент VIII был столь же терпелив, как и вспыльчив. Он выслушал оправдательную речь Фариначчи, особо настаивавшего на том, что Франческо Ченчи перестал быть отцом в тот день, когда совершил насилие над своей дочерью[26]
. Доказательством этого насилия было прошение, направленное Беатриче к его святейшеству, в котором она, по примеру сестры, умоляла его вызволить ее из отцовского дома и отдать в монахини. К несчастью, как упоминалось ранее, прошение это исчезло и, невзирая на кропотливые поиски, в папской канцелярии о нем не нашлось ни единого упоминания.Понтифик затребовал все документы по делу и отправил адвокатов восвояси. Приказание его было исполнено всеми, за исключением Альтьери, шедшего последним. Преклонив колени перед папским троном, он сказал:
– Ваше святейшество, будучи адвокатом бедноты, я не мог не явиться на слушание этого дела и пред ваши очи, но я смиренно прошу у вас за это прощения!
Климент VIII милостиво велел ему подняться:
– Я дивлюсь не вам, а остальным, кто их защищает и оправдывает!
Папа принял происходящее очень близко к сердцу и бодрствовал всю ночь, изучая материалы дела вместе с кардиналом Сан-Марчелло, человеком очень умным и опытным в подобных вопросах. Заключение, к которому он пришел, передано было адвокатам, и те нашли его не только удовлетворительным, но даже дающим приговоренным некоторую надежду на помилование. Из материалов дознания следовало, что, хотя дети и восстали против своего родителя, все обиды и притеснения были на его совести, а те, что выпали на долю Беатриче, были настолько невыносимы, что девушка, можно сказать, вынуждена была преступить закон – и все это из-за тирании, злодейства и жестокости своего отца. И вот, снова поддавшись состраданию, Климент VIII приказал перевести обвиняемых в одну тюрьму и даже дать им хоть слабую, но надежду на прощение.