История знаменитых преступлений

Вторая степень, тяжелая, подразумевала следующее: обвиняемого раздевали, заводили ему руки за спину, связывали запястья и эту веревку сперва продевали через кольцо на потолке, а потом привязывали к рычагу, вращая который подвешенного можно было поднимать или опускать – медленно или рывками, как пожелает следователь. Несчастного оставляли висеть на веревке, пока не прочитают одну из трех молитв: «Отче наш», «Радуйся, Мария» или «Помилуй мя, Боже!». Если же он продолжал все отрицать, его оставляли на время еще одной молитвы. При допросе с пристрастием не применялись пытки тяжелее второй степени, поскольку вина подследственного была вероятна, но ничем не доказана.

Пытка третьей степени, очень тяжелая, которой начинался допрос с особым пристрастием, состояла в том, что палач приступал к допрашиваемому, висящему под потолком уже в течение четверти часа, получаса, трех четвертей часа или целого часа, и начинал либо раскачивать его, как язык в колоколе, либо резко отпускал веревку и останавливал ее, когда подследственный оказывался у самого пола. Если допрашиваемый сносил эту пытку, что невообразимо, поскольку кожа обычно слезала у него с запястий, обнажая кости, и выворачивались суставы, заплечных дел мастер привешивал к ногам жертвы груз, тем самым удваивая ее мучения. Эта последняя степень применялась, когда злодеяние было не только доказано, но и признано особенно отвратительным, поскольку преступник совершил святотатство – посягнул на отца, кардинала, лицо королевской крови или ученого.

Как мы уже поняли, Беатриче подвергли допросу во всех его видах, и знаем теперь, что они собой представляли. Дадим же слово писцу, который при этом присутствовал и записал следующее:

«Сколько ее ни допрашивали, признаваться она не пожелала, поэтому двум стражникам было приказано перевести ее из узилища в камеру пыток, где ее ожидал палач. Он обрил ей голову, усадил ее на низкую скамеечку, раздел, разул, связал руки за спиной веревкой, пропущенной через блок на потолке комнаты и привязанной к колесу с четырьмя рукоятями, вращать которые были приставлены еще двое.

Раньше чем натянуть веревку, мы снова спросили, готова ли она повиниться в отцеубийстве. Однако, презрев показания брата и мачехи, ими подписанные, которые ей снова были предъявлены, она отрицала все, говоря: “Вешайте меня, делайте что хотите! Я сказала правду, и ничего другого вы от меня не услышите, даже если разорвете меня на части!”

И тогда палачи подняли ее на веревке, привязанной к вышеозначенному колесу, на высоту двух футов или около того и оставили так висеть, пока сами читали “Отче наш”, а потом стали заново спрашивать на предмет обстоятельств оного отцеубийства и его участников. Но она не пожелала ничего сказать, кроме того, что уже было сказано, и все повторяла: “Вы убиваете меня! Убиваете!”

Тогда мы приказали поднять ее повыше, на четыре фута, и стали читать “Радуйся, Мария”. Но не дошли и до середины, как она притворилась сомлевшей.

Палач окатил ее ведром воды. Холодная вода привела ее в чувство, и она вскричала: “Господи! Я умерла! Вы убиваете меня! О Господи!” – но, о чем бы ее ни спрашивали, отвечать она не пожелала.

И тогда веревку натянули еще выше и стали читать “Помилуй мя, Боже!”. Во время молитвы она не только не присовокупила свой голос к нашим, но извивалась и кричала, повторяя только эти два слова: “О Господи! О Господи!”

И снова мы стали спрашивать про отцеубийство и не получили другого ответа, кроме того, что она ни в чем не повинна, после чего девица снова впала в забытье.

Пришлось снова облить ее водой. Она пришла в себя, открыла глаза и вскричала: “Проклятые палачи! Вы убиваете меня! Убиваете!” – и не проронила ни слова более.

Уверившись, что она и далее намерена запираться, мы приказали палачу применить встряхивание.

И тогда палач поднял ее на десять футов, и мы призвали ее рассказать правду. Однако то ли у нее отнялась речь, то ли она больше не захотела говорить, а только помотала головой, давая знать, что говорить не может или не хочет.

Раз так, мы приказали палачу отпустить веревку, и она упала всем телом с высоты десяти футов до высоты в два фута, и от сотрясения у нее вывернулись руки. Она громко закричала и тут же сомлела.

Мы приказали плеснуть водой обвиняемой в лицо. Она очнулась и снова крикнула: “Презренные убийцы, вы убиваете меня! Можете вырвать мне руки, но ничего другого я вам не скажу!”

И тогда мы распорядились, чтобы к ее ногам привязали груз весом в пятьдесят фунтов. В этот момент дверь открылась и послышались голоса: “Довольно! Хватит! Не мучьте ее больше!”»

Голоса эти принадлежали братьям Джакомо и Бернардо Ченчи и Лукреции Петрони. Судьи, уверившись в непреклонном упорстве Беатриче, приказали устроить ей очную ставку с сообщниками, которые к этому моменту пять месяцев не видели друг друга.

Родные Беатриче вошли в пыточную и увидели ее на дыбе, с вывернутыми руками и всю залитую кровью, сочащейся из израненных запястий.