Историки Французской революции

Как отмечает Л.А. Сидорова, «каждое поколение историков имеет свои характерные черты и особенности. Они связаны прежде всего с тем, что формирование различных генераций происходило в своей социокультурной среде, с присущими только ей чертами. Личности составлявших поколение людей складывались под воздействием господствовавшей системы воспитания и обучения, политических и духовных запросов современного им общества»[1131]. Хорошо знавшие B. М. Далина не раз подчеркивали особенности формировавшегося под воздействием Октябрьской революции его психического склада – сохранившаяся до конца его жизни безграничная преданность идеям, выдвинутым творцами социалистической революции, скрытая надежда на приход к власти в западных странах левых политических сил, непоколебимая уверенность в необходимости изучения исторического прошлого исключительно на основе марксистско-ленинской методологии [1132]. К слову, все это было в целом присуще почти всем представителям его поколения[1133]. Поэтому А.В. Гордон по праву дал следующую, соответствующую действительности, оценку выступлениям В.М. Далина против Е.В. Тарле: «Молодой Далин совершенно добровольно и искренне критиковал академика»[1134].

О том, как молодых историков-марксистов учили относиться к деятельности исследователей старшего поколения, не придерживавшихся марксистской методологии, рассказала одна из представительниц его поколения Е.В. Гутнова: «.мы росли и формировались среди постоянных, навязших в зубах напоминаний, что лишь марксистское понимание истории по-настоящему научно, что работы историков и философов других направлений не только враждебны марксизму, но в силу своих неверных установок ненаучны или даже антинаучны. Нас воспитывали в духе нетерпимости ко всякому “инокомыслию’à в нашей науке. Марксистское понимание истории пользовалось в нашей историографии полной монополией, насаждавшейся свыше»[1135].

Будучи типичным представителем своего поколения, Далин просто не смог бы в те годы по-другому воспринимать творчество историков-немарксистов и проявить к ним более терпимое отношение, поскольку «марксистско-ленинская историография, возникшая как школа М.Н. Покровского, и сталинская историография, пришедшая ей на смену, претендовали на абсолютную истину»[1136]. В этой связи уместно сослаться на М.М. Цвибака, заявившего в 1931 г.: «Нас интересуют не люди, а идеология»[1137]. Именно этим постулатом и ориентировались все советские историки-марксисты той поры.

Е.В. Тарле в те годы иногда, в духе времени, называл себя историком-марксистом, но на деле никогда не придерживался марксистской методологии, по крайней мере в том виде, который приобрел в СССР характер догмы, и ортодоксальные марксисты советской школы не раз подвергали его за это критике [1138]. Даже в двух опубликованных в 1937 г. по поручению, если не под диктовку, самого Сталина заметках в газетах «Правда» и «Известия» в защиту Е.В. Тарле-наполеоноведа, для опровержения опубликованных в них за день до этого критических рецензий на его книгу о Наполеоне, его историком-марксистом не признавали[1139]. В одной из них, опубликованной в «Правде», было написано: «Е. Тарле никогда не был марксистом, хотя и обильно цитирует в своей работе классиков марксизма. Во всяком случае из немарксистских работ, посвященных Наполеону, книга Тарле – самая лучшая и ближе к истине». Ф.В. Потемкин, один из его критиков тех лет, позднее писал А.С. Ерусалимскому 19 октября 1960 г.: «Е.В. Тарле никогда [подчеркнуто автором. – В. П.] не был марксистом»[1140]. То же констатирует его биограф Б.С. Каганович: «Ссылки на “классиков’à в позднейших трудах Тарле носят по большей части декоративный и вынужденный характер. До войны он еще пытался делать это с известной разборчивостью и элегантностью, но потом и это стало невозможным, и он “махнул рукой”»[1141].

Впрочем, и на долю В.М. Далина выпала горькая участь. Как отмечает А.Н. Артизов, «именно политическая активность, а если говорить конкретно – подчинение научной деятельности политической линии тогдашнего партийно-государственного руководства во главе со Сталиным, сыграли роковую роль в судьбе историков-марксистов. Оказавшись среди творцов такой политики, они стали затем ее жертвами»[1142]. Далин не был исключением и как предполагаемый «троцкист» провел почти 17 лет своей жизни в сталинских лагерях [1143]. Впрочем, и до своего ареста, и много позднее, например в разговоре со мной летом 1983 г., он отрицал свою принадлежность к «троцкистской оппозиции», о чем в 1937 г. на партийном собрании ИМЭЛа сообщила одна бдительная особа[1144].