Историки Французской революции

И тут проявляется его склонность к научно-методическим раздумьям, к попыткам анализа и обобщения опыта педагогической работы. В то время когда история как наука была изгнана из советской трудовой школы, Михаил Дмитриевич публикует статьи об истории как предмете преподавания на рабфаках, о типе рабочей книги по истории классовой борьбы для рабфаков. Стремясь обеспечить рабфаковцев необходимыми пособиями, он в 1922 г. опубликовал планы-конспекты-схемы по новейшей истории Запада, а в 1927 г. рабфаком Казанского университета было выпущено литографированное издание его лекций «Новейшая история Запада. Ч. I. От промышленного переворота до половины XIX в.». Нужно иметь в виду, что под новейшей здесь подразумевалась история нового времени.

В 1919 г. Бушмакин был в числе организаторов Высшего института народного образования (ВИНО), который с 1922 г. был преобразован в Восточный педагогический институт (ВОПИ), а ныне существует под названием Казанский государственный педагогический институт.

С момента основания института вся трудовая деятельность Михаила Дмитриевича была прежде всего неразрывно связана с этим институтом. На протяжении многих десятилетий он читал в институте общий курс медиевистики, руководил семинарами и спецсеминарами, много лет был бессменным ученым секретарем института. Я был в числе его студентов, много лет бережно хранил записи его лекций по истории средних веков; у меня сохранилась добрая память о творческой атмосфере, которая царила на руководимом Михаилом Дмитриевичем спецсеминаре по истории Великой французской революции.

М.Д. Бушмакин был историком широкого профиля. Круг его интересов как ученого и педагога был очень широк: от первобытного общества до проблем новой истории. Но больше всего он занимался изучением истории Франции XVII–XVIII вв.

Михаил Дмитриевич внимательно следил за новейшей литературой по истории и отчасти по обществоведению и живо откликался на эти явления. Им были опубликованы: 1) некрологи, посвященные памяти русского ученого-краеведа Перцова и знаменитого историка Франции Олара[1214] и интересная статья с обзором научного наследия первого казанского медиевиста Осокина [1215];

2) четыре рецензии на новейшие работы по обществоведению (одна рецензия) и по истории Великой французской революции (три рецензии), в том числе на капитальный труд А. Матьеза «La vie chnre et le mouvement social sous la terreur»[1216];

3) в 1930 г. Михаил Дмитриевич выступил в печати с двумя историографическими обзорами: o французской исторической литературe последних лет о Дантоне и Робеспьере и новейшей исторической литературе о перевороте 9 термидора («Le neuf thermidor dans la littérature historique»)[1217].

Последняя публикация явилась причиной больших неприятностей и унижений, которые пришлось пережить Михаилу Дмитриевичу. Она была опубликована на французском языке в журнале Annales historiques de la Révolution française (1930. N 5). При этом редактор журнала А. Матьез сопроводил ее сноской, в которой, иронически представив эту статью читателям, предложил им по этой статье судить об уровне современной советской исторической науки. На этой почве, как это было принято в то время у нас, началась проработка Бушмакина. Мне, самому молодому члену кафедры, было предложено выступить на объединенном заседании исторических кафедр факультета с критикой работ Михаила Дмитриевича.

Интересно, что в то время, как выяснилось, в Казани никто, кроме Бушмакина, не выписывал журнала «Annales historiques», даже научная библиотека университета, пришлось мне идти к Михаилу Дмитриевичу на поклон, просить дать соответствующий номер журнала, объяснив, зачем это было нужно. Михаил Дмитриевич без всякого колебания выполнил эту просьбу.

Насколько помню, в своем выступлении я подверг критике данную статью, а также другие работы Бушмакина, вскрывал то, что мне в то время казалось в них идейно-теоретическими ошибками и слабостями, упрекал его за то, что он не представил свою статью на обсуждение кафедры и факультета, прежде чем посылать ее. Вместе с тем высказал удивление и негодование некорректным поведением А. Матьеза, который на основании неудачного опуса одного малоизвестного провинциального ученого позволил себе поносить всю советскую историческую науку[1218].

На некоторое время Михаил Дмитриевич стал «героем дня» в отрицательном смысле слова. Он подвергся нападкам на страницах центральной периодической печати, его имя поносилось на всякого рода собраниях, совещаниях и заседаниях. Полагаю, если бы Бушмакин был членом партии, он бы не избежал партийного взыскания.

Надо отдать должное Михаилу Дмитриевичу. Он стойко переносил невзгоды, сохраняя выдержку, продолжал исполнять все свои обязанности. Самое удивительное, что он совершенно не затаил в себе обиду и злобу в адрес критиков; у меня, например, сохранились с ним самые добрые отношения на протяжении всей его жизни.