Историки железного века

«Дело отнюдь не только в Вашей огромной эрудиции, – писал В.С. Захеру. – Дело в том, каким продолжением Вашей личности является Ваш интерес к определенным проблемам и фигурам революции. То, что Вы – основной и ведущий историограф “бешеных”, а, например, А.З. Манфред – убежденный поклонник Робеспьера и смотрит в сущности на революцию его глазами (если даже не Дантона) – это закономерно». Досталось от В.С. и сподвижнику Манфреда Далину: «Хотя он занимается Бабёфом – по-своему “робеспьеристски” мыслит в смысле какой-то холодности и в смысле антипатии к тем людям, к которым с антипатией относились Робеспьер и Бабёф»[928].

Выступив противником «робеспьеризма», В.С. переводил далее идейные разногласия с личностей на уровень территориальных школ[929], на ставшее нелепо знаменитым десятилетие спустя противопоставление научных столиц, отождествлявшее идейную позицию ученых с местом их проживания: «То, что советская ленинградская школа представлена была с самого начала авторами исследований о “бешеных”, о Шометте, об Эбере и эбертистах, то, что в книге Софьи Андреевны [Лотте. – А.Г.] позиция автора именно левее якобинства и что сейчас она пишет книгу о рабочем классе – а в Москве больше занимались Маратом и Робеспьером, – это тоже, видимо, не случайно».

В доказательство приводилась своеобразная историографическая родословная: «Ленинградская школа… взяла то ценное, что дал Евгений Викторович [Тарле. – А.Г.] своим “Рабочим классом в период революции”, Кареев – работами о секциях, своим прошлым трудом о крестьянах, и развивала изучение социальной истории революции в ее левосоциальных движениях и идеях – преодолевая матьезовское увлечение Робеспьером»[930].

Идентифицируя себя с направлением, которое он назвал «ленинградской школой», В.С. намеревался защищать подготавливаемую докторскую диссертацию по «Cercle social» в ленинградском отделении Института истории и просил Захера быть оппонентом. Впрочем, среди предполагаемых оппонентов указывался и Далин («ибо он все время мой действительный оппонент»[931]).

Очевидное свидетельство, что разногласия в подходах между ленинградской и московской «школами» отнюдь не выливались в публицистические страсти 70-х годов. Хотя в личностном плане отношения между В.С. и «москвичами», конкретно Манфредом, не были особенно близкими, на деловом уровне они активно поддерживались, свидетельством чему являются письма В.С. в манфредовском фонде Отдела рукописей РГБ (сообщение В.А. Погосяна).

Между тем разногласия были серьезными и очень чувствительно задевали В.С. как исследователя «Cercle social». Якобинократизм Манфреда сливался с бабефоцентризмом Далина. Показав своим монографическим исследованием, что Бабеф пришел к социалистической идее еще перед революцией[932], Далин поставил под вопрос значение Марксова положения об этапах ее вызревания, а ведь именно на нем зиждилась научно-теоретическая, «диссертационная» значимость предпринятого В.С. исследования[933].

«Деятельность “Кружка”[934] не имела никакого значения для развития социалистических идей (поскольку она не оказала никакого влияния на Бабёфа)», – записывал я свои впечатления от далинского доклада «Бабёф и Социальный кружок». «А.З. Манфред поспешил углубить выводы докладчика… Он настаивал на необходимости выкинуть “Кружок” как лишнее звено из марксовой триады». «У меня мелькнула шальная мысль, – делился я своими впечатлениями с Захером, – что он [Манфред. – А.Г.] собирается утопить и “Социальный кружок”, и “бешеных” в общем революционном движении 1789–1794 гг. (наряду с якобинцами и Робеспьером) и вывести Бабёфа из него»[935].

Аналогичный вывод из полемики сделал В.С.: «Я лично никак не могу согласиться с тем, что надо считать Робеспьера и вообще якобинцев робеспьеристского направления в числе идейных предшественников Бабефа». Манфред, по мнению Алексеева-Попова, подменял вопрос об идейных корнях Бабёфа намерением бабу-вистов использовать опыт якобинской диктатуры, иначе – «опыт рев[олюционного] творчества масс, теоретически осмысленный якобинцами»[936]. А по поводу далинского доклада, на котором он не присутствовал из-за позднего оповещения, заметил: «Доклад этот направлен против моих работ и против мысли Маркса, что важнее»[937].

Своим подходом к якобинской диктатуре В.С. вносил коррективы в сформулированную Манфредом точку зрения «якобинцы – это блок». Пожалуй, именно ему, единственному из советских историков того времени удалось на рубеже 50–60-х годов разработать последовательную альтернативу господствовавшим и позднее реанимированным В.Г. Ревуненковым представлениям, что система управления 1793–1794 гг. была диктатурой одного класса – буржуазии.