Историки железного века

Все же в конце 1962 г. В.С. приступает к диссертационной теме, и сам взгляд на нее заметно изменяется. Еще весной 1961 г. она представлялась ему чисто идеологической: «Развитие социальных идей в первые годы Великой французской революции: “Cercle social”». И вот резкий поворот – «Демокр[атическое] движение и демокр[атическая] идеология на первом этапе и “Социальный кружок”». Хотя последний остался в виде некоего маркера, опыт социально-исторического исследования якобинской диктатуры не прошел даром: В.С. отступает от первоначального замысла, сосредоточенного на идейном значении «Социального клуба» Фоше и Бонвиля.

«Я теперь исхожу не из мысли Маркса[983], а из фактов истории самой революции, чтобы показать, что отражением борьбы масс было политически оформленное демокр[атическое] движение представителей других слоев – “франкмасонских”, то, что и оно сыграло свою важную роль и практическую (республиканско-демокр[атическое] движение лета 1791 г.), и идеологически-теоретическую»[984]. Иными словами, Вадим Сергеевич берется за социально-политическую «базу», не сводя ее притом к «массам» – плебейству.

«То, чем я теперь увлечен, – это ощущение необходимости целостно – по месяцам показать, каковы были различные проявления сталкивающихся… тенденций внутри антиабсолютистского лагеря. Нащупать и показать это не только в плоскости чисто политической, но в наибольшей полноте жизненных проявлений – пресса, публицистика, клубы, театр (курсив мой. – А.Г.».

Нет слов, программа грандиозная, и В.С. это превосходно понимает: «Я сознаю, что взвалил на себя огромную тяжесть – но только так мне сейчас интересно думать, собирать материал и хочется писать». И только «так может выйти книга – интересная для чтения, а не “сочинение на машинке” для получения ученой степени. Это меня абсолютно не увлекает»[985].

Замечательная исследовательская установка – чтобы было «интересно думать»! В.С. как исследователь явно перерос диссертационный уровень («требований ВАК»), потому и ставит перед собой сверхзадачу – представить не просто диссертационное сочинение, а монографию, причем беспрецедентную в советской историографии Французской революции по широте подхода и источниковой базе. «Предвижу не только трудности работы, но и одиночество мое в самом замысле», – признается он Захеру, видя в старшем друге своеобразный ориентир: «Ведь только Вы можете быть единственным моим читателем, и писать я буду именно для Вас»[986].

Вряд ли план Вадима Сергеевича мог быть реализован. Требовались месяцы и годы работы во французских библиотеках и архивах. Такие возможности в ту пору были лишь у очень немногих советских ученых. К тому же В.С. увлекали разные сюжеты. И разнонаправленность продолжалась и тогда, когда, говоря его словами, «появился аппетит к своей теме, взятой под таким, более общим углом зрения». В.С. пишет новое введение к диссертационной теме и на этом останавливается.

«Очень обидно, но надо вплотную браться за Руссо»[987], – досадует В.С., имея в виду заказ на издание политических сочинений мыслителя. Однако спустя несколько месяцев тон резко меняется: «Руссо меня сейчас поглотил, да ведь моего Фоше и Бонвиля без него не поймешь»[988]. Великий мыслитель Просвещения толкуется В.С. в связи с революцией, ее идейной подготовкой, влиянием на левые течения. Между тем становится все более очевидно, что Руссо впечатляет В.С. и сам по себе – мощью своего мышления.

Вадим Сергеевич несколько лукавил, когда сетовал на вынужденность обращения к творчеству мыслителя. Руссо – если не первая, то, безусловно, «вторая любовь» В.С. – и впоследствии она вытеснит первую. Руссо «увлекает до крайности», пишет он и берется за совершенствование своей философской подготовки, штудируя одного за другим классиков Просвещения: Монтескье, Гельвеция, Дидро, восходя от них к Гроцию и философской мысли ХVII века[989].

С изданием сочинений Руссо происходит нечто подобное изданию «якобинского сборника». Хотя ответственным редактором значился Манфред, составителем, организатором и душой этого большого предприятия стал Алексеев-Попов. Он пишет «заглавную» статью «О социальных и политических идеях Жан-Жака Руссо» (3 п.л.), причем, по своему обыкновению, дописывает и переписывает ее. Он выступает комментатором. Занявшись научным редактированием переводов, нередко погружается собственно в переводы тогда, когда работа «штатных» переводчика и редактора его не удовлетворяет – ведь Руссо едва ли не самый сложный классик Просвещения, – и приходится «сопоставлять слово за слово с оригиналом»[990]. Фактически перевод самых важных текстов, включая трактат «Об общественном договоре», – в большой мере плод труда самого В.С.[991].