Историки железного века

Впрочем, скорее всего, в трагическом финале сыграли решающую роль не личные качества «деканессы», а то, что она была, по выражению Гребенника, «отличником системы» советской бюрократии, управлявшей университетским образованием, да в немалой степени и наукой. А эта система, изрядно деградировавшая в годы «застоя», уже не терпела личностное самовыражение. «Как лучше – не надо. Надо, как надо», – поучает сановный чиновник николаевской эпохи своего помощника в фильме Эльдара Рязанова «О бедном гусаре замолвите слово». Вадим Сергеевич стал системе не нужен и был «отстрелян».

Между тем преподавание, общение со студентами значили очень многое в его жизни. «Вадим Сергеевич был, в сущности, одинокий человек, – замечает Гребенник, ученик В.С. середины 70-х. – Университет, работа держали его в этой жизни». Он был «носитель огромных знаний, озабоченный проблемой кому-то их передать». Его педагогическая работа выступала при этом продолжением его научных исследований, и, бросая вызов советской образовательной системе, требовавшей строго придерживаться министерской программы, В.С. читал авторские курсы.

Большую часть лекционного времени, по тем же воспоминаниям, Алексеев-Попов отводил идеологии Просвещения и Французской революции, «ее основным линиям – консервативной, жирондистской и якобинской». «Судя по всему, – замечает Гребенник, – его самого интересовал феномен идеологии». На семинарах он ставил задачу «провести сравнение английской и французской революций и объяснить, почему первая осуществлялась, как он выражался, “в религиозной рубашке”, а вторая носила ярко выраженный атеистический характер и проходила под лозунгом “Долой религию, да здравствует разум!”». Для анализа революций «Вадим Сергеевич применял методологию, почерпнутую в работах К. Маркса. Последний в его глазах был великим мыслителем. А на первом месте у В.С. всегда шел его любимый Жан-Жак Руссо».

В.С. был не только увлеченным, но и требовательным педагогом. И при случае (недаром его прозвищем было «Алеша Попович») не скрывал раздражение нерадивостью своих учеников. Из поколения в поколение студенты слышали о том, как он вытащил из кармана пиджака только что полученную зарплату и со словами «зачем мне государство платит, если я не могу вас ничему научить!» бросил деньги так, что они веером разлетелись по аудитории. «Зато если он выделял кого-то из нас в лучшую сторону, то одаривал своим доверием», – свидетельствует Гребенник.

Я был гостем Вадима Сергеевича, и несколько дней в июне 1980 г. прожил со своей семьей у него на квартире. Меня тогда поразили навязчивые разговоры о болезни, о лекарствах. В.С. выглядел несколько подавленным и угнетенным по контрасту с той энергетикой, которую он излучал во время своих московских приездов. И все же его внешний облик никак не свидетельствовал о тяжелой болезни, а именно это звучало из уст жены.

Пожалуй, ощутил серьезность ситуации я только тогда, когда заглянул за шкаф, которым было отделено ложе В.С. Помимо лекарств, полки с внутренней стороны были уставлены зажженными свечами. Вспомнилось, что когда моя жена еще на нашей московской квартире спросила В.С. про загадку его двойной фамилии, он сказал: наверное, пошла от попа Алексея.

А беседы наши между тем шли своим чередом, и обсуждались его новые замыслы. И приведенное последнее письмо старшего друга, в дополнении к моим одесским впечатлениям, свидетельствует, что Вадим Сергеевич до самого конца находился в творческом поиске, открывая для себя все новые горизонты познания.

Глава 8 Почетный гражданин Ульяновска С.Л. Сытин

Сергей Львович Сытин запомнился исключительно цельной личностью. При всем многообразии сфер его деятельности и разносторонности качеств, которых требовала эта деятельность. И отнюдь не последнее по значению – при крутой смене пережитых им периодов советской истории и переломе эпох отечественного бытия, который он очень остро, в прямом смысле болезненно переживал!

Воссоздать облик Сытина (1925–2001), кроме его трудов и личных воспоминаний, мне больше всего сейчас помогает наша интенсивная переписка, десятки писем за 1972–1993 гг., а также вырезки статей, которые он присылал. Очень значимы статьи и материалы ульяновских авторов, на протяжении многих лет знавших Сергея Львовича как педагога и краеведа. Большой интерес представляют очерки ученицы Сытина доцента кафедры истории Отечества Ульяновского государственного университета Ирины Львовны Зубовой, предпринявшей опыт интеллектуальной биографии ученого[1012]. Свои очерки Ирина Львовна дополнила ценными замечаниями к первоначальному тексту этой главы, который я ей послал.