Читаем Историки железного века полностью

Диссертация молодого историка, защищенная в 1952 г., не избежала общей участи исторических исследований того времени. Лейтмотивом в автореферате диссертации звучит идея И.В. Сталина о «буржуазной ограниченности революции 1789–1794 гг.» и ее «коренной противоположности Великой Октябрьской социалистической революции»[1018]. Та самая идея, с которой Сталин выступил еще в 20-х годах, обосновывая необходимость сохранения режима диктатуры на весь период строительства социализма и несовместимость «пролетарской» диктатуры с «буржуазной» демократией, и которая представляла квинтэссенцию его основополагающего произведения «Вопросы ленинизма» (которое следовало бы назвать «Основы сталинизма»).

Тема «коренной противоположности» была развита при директивном программировании принципов исторического образования в СССР. «Основной осью учебника новой истории, – подчеркивали партийные руководители, – должна быть эта именно идея противоположности между революцией буржуазной и социалистической». Соответственно предписывалось: «показать, что французская (и всякая иная) буржуазная революция, освободив народ от цепей феодализма и абсолютизма, наложила на него новые цепи, цепи капитализма и буржуазной демократии». Так буржуазная демократия превращалась в любимого врага, и уничтожение ее «цепей» ставилось в заслугу Октябрьской революции в ряду освобождения «от всех форм эксплоатации»[1019].

Во исполнение сталинских указаний революция во Франции была развенчана из «великих» – как она почиталась русской революционной мыслью от Кропоткина до Ленина – и превратилась в рядовую среди революций Нового времени. Ее новым наименованием сделалось «Французская буржуазная революция 1789–1794 гг.». Так и называлось юбилейное коллективно-установочное издание предвоенной советской историографии, авторы которого попытались свести различные подходы 20-х годов к общему идеологическому знаменателю и сформулировать, наконец, в соответствие с партийными директивами официальную «советскую концепцию» революции. Здесь «пролетарская» точка зрения получила развитие. Авторы установили правда, что интересам пролетариата и в XVIII веке больше отвечала диктатура, потому выступление «бешеных» в защиту конституционной демократии было признано «ошибочным» («тактическая ошибка»). Зато «мелкобуржуазность» в оценке их классовой природы исчезла: «бешеные» были признаны партией «плебейских масс – пролетариата и полупролетариата», которая представляла эти массы в якобинском блоке[1020].

Соответствующее положение со ссылкой на Ленина присутствовало в автореферате Сытина: «именно союз городского "плебса" (современного пролетариата) с демократическим крестьянством придавал размах и силу английской революции XVII, французской XVIII века»[1021].

Коллизия «антипролетарскости» («коренная противоположность» пролетарской революции) самой революции и народности («протопролетарскости») ее основы в виде движения плебейства и крестьянства, оставила след на всей разработке тематики Французской революции в советской историографии. В полной мере проявилась она и в трактовке деятельности «бешеных», в том числе у Сытина. Участие этой группы (Жак Ру, Варле, Леклерк, Клер Лакомб и «общество революционных республиканок») ярко запечатлелось в процессе установления якобинской диктатуры весны-осени 1793 года. Притом их напряженные отношения с якобинской верхушкой, вплоть до репрессий, жертвой которых они стали, столь же ярко характеризовали буржуазную природу якобинской диктатуры и революции в целом.

Соответственно классовому подходу отношения между якобинцами и «бешеными» оказались репродуцированием отношений между буржуазией и тогдашним пролетариатом. Исходно Сытин связывал деятельность «бешеных» с этим, «предпролетарским» слоем, как (говоря языком современной политтехнологии) «ядерной» основой. В отличие прежде всего от Захера, для которого социальной базой «бешеных» было плебейство в целом, включая часть мелкой буржуазии. Аналогичной явилась позиция французских марксистов, в первую очередь Собуля, которые вообще отказались от кодифицированного у классиков марксизма термина «плебейство» в пользу исторического «санкюлоты».

Называя «бешеных» «предпролетарскими революционерами»[1022], Сытин признавал тем не менее широкую группировку слоев, интересы которых выражали «бешеные», но вперед выдвигал «пред-пролетариат». Поскольку же этот последний виделся субститутом авангарда социалистической революции для своей эпохи, то роль «бешеных» не могла не выступать однозначно прогрессивной. Тем самым Сытин расходился с историографической традицией от Жореса к Захеру, которая, допуская политическую прогрессивность «бешеных», отказывала им в экономической «прогрессивности», поскольку их борьба за регламентирование товарно-производственных отношений тормозила накопление капитала и начало промышленной революции.

Перейти на страницу:

Все книги серии Humanitas

Индивид и социум на средневековом Западе
Индивид и социум на средневековом Западе

Современные исследования по исторической антропологии и истории ментальностей, как правило, оставляют вне поля своего внимания человеческого индивида. В тех же случаях, когда историки обсуждают вопрос о личности в Средние века, их подход остается элитарным и эволюционистским: их интересуют исключительно выдающиеся деятели эпохи, и они рассматривают вопрос о том, как постепенно, по мере приближения к Новому времени, развиваются личность и индивидуализм. В противоположность этим взглядам автор придерживается убеждения, что человеческая личность существовала на протяжении всего Средневековья, обладая, однако, специфическими чертами, которые глубоко отличали ее от личности эпохи Возрождения. Не ограничиваясь характеристикой таких индивидов, как Абеляр, Гвибер Ножанский, Данте или Петрарка, автор стремится выявить черты личностного самосознания, симптомы которых удается обнаружить во всей толще общества. «Архаический индивидуализм» – неотъемлемая черта членов германо-скандинавского социума языческой поры. Утверждение сословно-корпоративного начала в христианскую эпоху и учение о гордыне как самом тяжком из грехов налагали ограничения на проявления индивидуальности. Таким образом, невозможно выстроить картину плавного прогресса личности в изучаемую эпоху.По убеждению автора, именно проблема личности вырисовывается ныне в качестве центральной задачи исторической антропологии.

Арон Яковлевич Гуревич

Культурология
Гуманитарное знание и вызовы времени
Гуманитарное знание и вызовы времени

Проблема гуманитарного знания – в центре внимания конференции, проходившей в ноябре 2013 года в рамках Юбилейной выставки ИНИОН РАН.В данном издании рассматривается комплекс проблем, представленных в докладах отечественных и зарубежных ученых: роль гуманитарного знания в современном мире, специфика гуманитарного знания, миссия и стратегия современной философии, теория и методология когнитивной истории, философский универсализм и многообразие культурных миров, многообразие методов исследования и познания мира человека, миф и реальность русской культуры, проблемы российской интеллигенции. В ходе конференции были намечены основные направления развития гуманитарного знания в современных условиях.

Валерий Ильич Мильдон , Галина Ивановна Зверева , Лев Владимирович Скворцов , Татьяна Николаевна Красавченко , Эльвира Маратовна Спирова

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Маршал Советского Союза
Маршал Советского Союза

Проклятый 1993 год. Старый Маршал Советского Союза умирает в опале и в отчаянии от собственного бессилия – дело всей его жизни предано и растоптано врагами народа, его Отечество разграблено и фактически оккупировано новыми власовцами, иуды сидят в Кремле… Но в награду за службу Родине судьба дарит ветерану еще один шанс, возродив его в Сталинском СССР. Вот только воскресает он в теле маршала Тухачевского!Сможет ли убежденный сталинист придушить душонку изменника, полностью завладев общим сознанием? Как ему преодолеть презрение Сталина к «красному бонапарту» и завоевать доверие Вождя? Удастся ли раскрыть троцкистский заговор и раньше срока завершить перевооружение Красной Армии? Готов ли он отправиться на Испанскую войну простым комполка, чтобы в полевых условиях испытать новую военную технику и стратегию глубокой операции («красного блицкрига»)? По силам ли одному человеку изменить ход истории, дабы маршал Тухачевский не сдох как собака в расстрельном подвале, а стал ближайшим соратником Сталина и Маршалом Победы?

Дмитрий Тимофеевич Язов , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / История / Альтернативная история / Попаданцы