Историки железного века

При всем том в марксистско-ленинской парадигме заключался и позитивный ресурс – возможность осмыслить крестьянские выступления в политическом аспекте, продвинувшись дальше идеологемы «бунта бессмысленного и беспощадного». Привившаяся в либеральной историографии, последняя вдохновляла и консервативных историков (вклад Ипполита Тэна здесь особенно значителен). Отразилась она и в работах французских историков социалистического направления, особенно тех, кто находился под влиянием II Интернационала (Жорес – Лефевр и его ученики). Разрыв с этой мощной и многообразной традицией в трактовке крестьянских выступлений революционной поры и совершил Адо уже в первом издании своего труда (1971).

В рамках привычного для советской историографии подхода «снизу», освещения революции под углом зрения положения и участия в ней народных масс, аналога крестьяноведческим исследованиям Адо не было. Его монография явилась первым в советской историографии революции портретом коллективного субъекта, коллективной личности, выступающей в роли революционного субъекта.

Адо представил портрет коллективного деятеля, изобразив крестьянство Франции в кульминационный момент его истории. При этом он опирался в полной мере на теорию классовой борьбы и был даже, подобно Поршневу, активным приверженцем этой теории, о чем свидетельствует его принципиальная критика буржуазной и ревизионистской историографии в 60–70-х годах.

Во введении к первому изданию монографии Адо отчетливо противопоставил свой подход методам «современной буржуазной историографии», конкретно структурализму и «буржуазному экономизму», резко выступив против подмены борьбы классов «процессами экономической эволюции»[1137]. Во втором издании (разгар Перестройки) эти конфронтационные тона были заметно приглушены, но суть подхода не изменилась. Уже в последние годы А.В. отмечал (причем в статье «для заграницы») ту роль в формировании самого замысла своей работы, которую сыграла идея Поршнева о «великой крестьянской войне», сопровождавшей Французскую революцию[1138].

Анатолий Васильевич при естественном для глубокого исследователя стремлении к утверждению собственной позиции оставался по большому счету учеником Поршнева, и, думаю, тот справедливо гордился достижениями Адо в разработке тематики крестьянской революционности еще до того, как эти исследования завершились первым изданием монографии (высказывание Поршнева на юбилейном банкете 1965 г. я приводил в посвященной ему главе).

Подчеркну и другой момент. Адо, подобно учителю, постарался восстановить методику теории в ее классической полноте, очистив от редукционистских упрощений «классовой арифметики» ранней советской историографии. Оборотной стороной новаторства Адо (как и Поршнева) было то, что с углублением классового подхода последний стал выходить за рамки советского марксизма, канонизированной «Кратким курсом» и его версией учения Маркса.

Революционное французское крестьянство Адо – это класс переходного общества с внутренним многообразием и нарождающимися антагонизмами капиталистического способа производства, но сохраняющий в революционную эпоху свою докапиталистическую целостность, которая находила полнокровное выражение в его единстве как движущей силы революции. Революционная борьба крестьян предстает «движением», т. е., как доказывал советский историк, их многообразные требования и устремления могут быть суммированы. Общим знаменателем при этом у Адо оказывался антифеодализм.

Подобная логика исследования имела свои уязвимые места. Адо классифицировал три вида классовой борьбы крестьянства: «война против замков», «война за землю» и «война за хлеб» (отмечал он и борьбу сельских рабочих)[1139]. В первом («первом и основном», по Адо) случае антифеодализм был самоочевиден; но уже в борьбе за землю крестьяне отчасти, а в некоторых районах, в очень значительной части, противостояли буржуазии, и это противостояние определило всю последующую историю французского крестьянства. Что же касается «войны за хлеб», то налицо был раскол самой деревни между производящей и потребляющей ее частями.

В борьбе за хлеб крестьяне, указывал Адо, выдвигали эгалитаристские требования, в том числе земельного передела, которые, подчеркивал он, затрагивали феодальную структуру землевладения. Совершенно верно, если считать сохранение крупного землевладения наследием феодализма. В ленинской трактовке и в понимании самих крестьян так и было: противостояние крупной земельной собственности с мелким землевладением воспроизводило квазифеодальную (в духе Старого порядка) структуру аграрных отношений.

Все же, не могу не возразить, передел земли затрагивал в том числе отнюдь не феодальный принцип частной собственности на землю. Не случайно все публичные политические фракции революционного времени соединились против «loi agraire».