Читаем Историки железного века полностью

Было все-таки и другое. Было единодушное уважение в многочисленном тогда сообществе советских историков Французской революции. Пришло признание. Когда в 1950–1960-х годах в Институте истории проектировали издание трехтомника по революции, Захеру были предложены почти все главы о первом периоде, начиная со взятия Бастилии, специальный раздел «Революция и католическая церковь», развитие массового движения в 1792–1793 гг., а также последние выступления парижских низов – «жерминаль и прериаль», ну и самое весомое – «совместно с А.З. Манфредом» установление и крушение якобинской диктатуры. Общий объем около 18 п.л.[511].

А когда Захер сослался на свое нездоровье, заведующий Отделом, инициатор проекта Поршнев самолично взялся за перо, чтобы «настоятельно попросить» сделать «в первую очередь» главу о крушении диктатуры. «Насколько я представляю себе, – писал Поршнев, – подавляющее большинство советских историков и членов редколлегии считает правильной Вашу точку зрения. Лучше Вас никто ее не изложит для нашего трехтомника»[512].

Говоря о «правильной позиции», Б.Ф. конкретно имел в виду, думаю, статью о левой оппозиции Робеспьеру[513]. Судьба этой статьи, подобно всем основным работам Захера после реабилитации, была многострадальной. Предложенная в 1957 г. «Вопросам истории», рукопись пролежала в редакции без движения около года и была передана потерявшим терпение автором во «Французский ежегодник»[514]. Однако Манфреду она вряд ли могла понравиться и в итоге увидела свет в «Новой и новейшей истории», членом редколлегии которой был Поршнев.

Участие Б.Ф., похоже, явилось решающим. Сообщая Захеру об утверждении статьи редколлегией журнала, симпатизировавший ему Яков Самойлович Драбкин, работавший в редакции, писал: «Высказанные некоторыми из членов редколлегии соображения, будто в ней мало нового, были блестяще парированы Б.Ф. Поршневым»[515].

С Б.Ф. у Захера поддерживались более официальные отношения, чем с Далиным или Манфредом. Между тем, Поршнев очень уважал Я.М., следствием чего и стало приглашение меня в аспирантуру Института истории. 9 мая 1961 г. на заседании французской группы выступала С.А. Лотте. Поршнев спросил ее, как обстоит дело в Ленинграде с молодыми кадрами по истории Французской революции. Ответ Софьи Андреевны звучал неутешительно: был у Захера «кадр», но его не взяли в аспирантуру, и он куда-то уехал. «Кадр» присутствовал. После заседания Б.Ф. подошел ко мне и сказал: «Я ничего не обещаю. Могут не дать место, могут быть конкуренты. Но раз Вас назвали “молодым кадром” и раз Яков Михайлович рекомендует, надо поступать».

Поршнев поддерживал Захера против Далина и Манфреда в оценке отношений между «бешеными» и робеспьеристами. Передо мной протокол заседания группы по истории Франции 19 декабря 1957 г. Обсуждается доклад Захера о деятельности Жака Ру. Выступает Манфред: «Все мы приветствуем выступление Я.М. Захера, т. к. его изучение “бешеных” выходит за пределы нашей страны[516].Много нового материала собрано. Но тон докладчика в отношении якобинской диктатуры неверен». Критику поддерживает Далин, который, не согласившись с оценкой политической платформы «бешеных» докладчиком, заявляет, что эта платформа была «ошибочной». «Она не стала идеологией плебейских масс, она была лишь вредна якобинской диктатуре».

Произошла оживленная полемика. Поршнев: «Безусловно, всех очень смутили выступления тт. Манфреда и Далина. Неправильно было бы осуждать всякое выступление против якобинской диктатуры, ведь в недрах всякой буржуазной революции таится ее отрицание». Казаринов (очевидно, А.И. Казарин): «Критика деятельности Робеспьера не снизит его роли в истории». Не согласился с замечаниями Манфреда и Далина Захер: «Всякий историк обязан становиться на точку зрения плебейских масс… и тех группировок, которые эту точку зрения отражали. Термин диктатура якобинцев для разных периодов революции должен быть расшифрован». Завершая дискуссию, В.П. Волгин подчеркнул: «Многие вопросы истории “бешеных” еще не разрешены. Доклад не претендует на ответы по всем вопросам, а прения показали значительный интерес к докладу»[517].

Поршнев взял как бы под свою опеку старшего коллегу. В это же время в «Новой и новейшей истории» находилась рукопись статьи Захера «Жан Варле во время якобинской диктатуры». С ее публикацией тоже возникли сложности. «Несколько товарищей, читавших статью (видимо, Манфред и Далин. – А.Г.), считают, что в ней недостаточно ясно выражена Ваша оценка отношения Варле (и вообще “бешеных”) к так называемому “революционному порядку управления” и террору», – сообщал автору Я.С. Драбкин. Можно ли считать враждебное отношение к ним Варле выражением интересов плебейских масс? Заслуживает ли эта враждебность безоговорочного оправдания?.. Можно ли считать, что и после термидора “бешеные” были выразителями интересов плебейства», когда они «практически сомкнулись с правыми термидорианцами». «Очевидно, – заключал Драбкин, – надо найти здесь более четкие формулировки»[518].

Перейти на страницу:

Все книги серии Humanitas

Индивид и социум на средневековом Западе
Индивид и социум на средневековом Западе

Современные исследования по исторической антропологии и истории ментальностей, как правило, оставляют вне поля своего внимания человеческого индивида. В тех же случаях, когда историки обсуждают вопрос о личности в Средние века, их подход остается элитарным и эволюционистским: их интересуют исключительно выдающиеся деятели эпохи, и они рассматривают вопрос о том, как постепенно, по мере приближения к Новому времени, развиваются личность и индивидуализм. В противоположность этим взглядам автор придерживается убеждения, что человеческая личность существовала на протяжении всего Средневековья, обладая, однако, специфическими чертами, которые глубоко отличали ее от личности эпохи Возрождения. Не ограничиваясь характеристикой таких индивидов, как Абеляр, Гвибер Ножанский, Данте или Петрарка, автор стремится выявить черты личностного самосознания, симптомы которых удается обнаружить во всей толще общества. «Архаический индивидуализм» – неотъемлемая черта членов германо-скандинавского социума языческой поры. Утверждение сословно-корпоративного начала в христианскую эпоху и учение о гордыне как самом тяжком из грехов налагали ограничения на проявления индивидуальности. Таким образом, невозможно выстроить картину плавного прогресса личности в изучаемую эпоху.По убеждению автора, именно проблема личности вырисовывается ныне в качестве центральной задачи исторической антропологии.

Арон Яковлевич Гуревич

Культурология
Гуманитарное знание и вызовы времени
Гуманитарное знание и вызовы времени

Проблема гуманитарного знания – в центре внимания конференции, проходившей в ноябре 2013 года в рамках Юбилейной выставки ИНИОН РАН.В данном издании рассматривается комплекс проблем, представленных в докладах отечественных и зарубежных ученых: роль гуманитарного знания в современном мире, специфика гуманитарного знания, миссия и стратегия современной философии, теория и методология когнитивной истории, философский универсализм и многообразие культурных миров, многообразие методов исследования и познания мира человека, миф и реальность русской культуры, проблемы российской интеллигенции. В ходе конференции были намечены основные направления развития гуманитарного знания в современных условиях.

Валерий Ильич Мильдон , Галина Ивановна Зверева , Лев Владимирович Скворцов , Татьяна Николаевна Красавченко , Эльвира Маратовна Спирова

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Маршал Советского Союза
Маршал Советского Союза

Проклятый 1993 год. Старый Маршал Советского Союза умирает в опале и в отчаянии от собственного бессилия – дело всей его жизни предано и растоптано врагами народа, его Отечество разграблено и фактически оккупировано новыми власовцами, иуды сидят в Кремле… Но в награду за службу Родине судьба дарит ветерану еще один шанс, возродив его в Сталинском СССР. Вот только воскресает он в теле маршала Тухачевского!Сможет ли убежденный сталинист придушить душонку изменника, полностью завладев общим сознанием? Как ему преодолеть презрение Сталина к «красному бонапарту» и завоевать доверие Вождя? Удастся ли раскрыть троцкистский заговор и раньше срока завершить перевооружение Красной Армии? Готов ли он отправиться на Испанскую войну простым комполка, чтобы в полевых условиях испытать новую военную технику и стратегию глубокой операции («красного блицкрига»)? По силам ли одному человеку изменить ход истории, дабы маршал Тухачевский не сдох как собака в расстрельном подвале, а стал ближайшим соратником Сталина и Маршалом Победы?

Дмитрий Тимофеевич Язов , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / История / Альтернативная история / Попаданцы