Он на секунду замешкался, а потом произнёс, бросил в пространство ёмкое и известное всему миру слово, с которым в апреле 1961 года сделал самый главный в своей жизни шаг:
– …Поехали!
Председатель замолчал. Сердце бешено колотилось. Перед глазами расплывалась пелена, состоявшая из множества цветных пятен – устремлённых на него лиц, слепящих телевизионных юпитеров и ярко светящихся люстр под высоким потолком зала сессионных заседаний.
Несколько бесконечно долгих мгновений зал безмолвствовал. А потом взорвался невиданным громом аплодисментов. Люди аплодировали, вставали со своих мест, выходили в проходы между креслами.
Председатель вздохнул полной грудью и улыбнулся. Он вдруг совершенно отчётливо осознал, что его место сейчас не на трибуне, а там, в зале, среди этих аплодирующих людей.
Он вышел из-за трибуны и вдоль длинного стола президиума неторопливо пошёл к ступенькам, которые спускались вниз в сессионный зал. Краем глаза он отметил мертвенно бледное и перекошенное бессильной злобой лицо генерального секретаря. Он увидел, как поднимаются из своих кресел и идут следом за ним, к народу, председатель Совета Министров, первый заместитель по Верховному Совету, министр иностранных дел и ещё многие, и многие люди.
А зал неистовствовал. Аплодисменты слились в мощный гул, раскатывались под сводами зала заседаний, превращаясь в рокот, от которого, казалось, дрожал воздух. Рокот множился, отражаясь от стен, нёсся над планетой на волнах телевизионного эфира, заставляя чаще биться сердца тысяч, миллионов и миллиардов людей, сметая стены равнодушия и недоверия, прочерчивая в пространстве и времени новые мировые линии.
Председателю почудилось, что среди нарастающего рокота он вдруг совершенно ясно услышал голос человека, которого считал своим духовным отцом и наставником. Услышал слова, прозвучавшие над Байконуром в то солнечное апрельское утро шестьдесят первого года:
– «Кедр», желаю вам успешного полёта!
Юлия Рыженкова
Вдова
Новая куртка одуряюще пахла кожей и скрипела при движении. Надя нарочно переминалась с ноги на ногу, наслаждаясь запахом. Люгер удобно устроился под мышкой слева, надёжно укрытый кожанкой. Жаль расставаться, но надо. Хотя без оружия она себя чувствовала голой. Усмехнулась: «Мыслю как мужчина».
За столом напротив сидел молоденький чекист. Волосы ёжиком, и сам похож на взъерошенного воробья – маленький, щуплый, но очень серьёзный. Долго рылся в бумагах. Надя не торопила. Нежилась в лучах июньского солнышка, пробивающихся через открытое окно, вдыхала запах кожи и чуть не мурлыкала от удовольствия.
– Зинина Надежда Петровна? – произнёс наконец чекист, обмакнув перо в непроливайку и аккуратно записывая имя. – Как желаете идти?
Надя удивилась: надо же! Теперь её мнение спрашивают! А раньше в приказном порядке: пройдите на минус пятый. Впрочем, раньше ей и задания ставил не Феликс Эдмундович. Задумалась. С одной стороны – ехать далеко, есть риск не успеть за полторы недели обернуться. С другой – Карло – это не хрен собачий. Да, он уже пять лет не живёт в России, да, он никто, но… если Феликс Эдмундович сказал: опасен – значит, опасен. Председателю ОГПУ виднее.
–
Тем не менее он постарался не выдать удивления и чуть хрипловатым голосом произнёс:
– Пройдите в бункер. Это…
– Спасибо, я знаю, – перебила Надежда, поворачиваясь к узенькой дверце в углу комнаты.
Воробей выскочил из-за стола, засуетился, перебирая тяжёлую связку ключей. Запнулся, чуть не уронил, но нашёл нужный. Надя наблюдала эту сцену, откровенно веселясь в душе. Наконец толстая металлическая дверь плавно отворилась, дохнуло холодом, и чекистка, махнув на прощание, зацокала каблучками по каменным ступеням.
Сколько раз тут ходила? Пятнадцать? Двадцать? Не так много, как некоторые, но достаточно, чтобы уже не бояться процедуры.
Первый кордон – металлические прутья, за ними два охранника. Мрачные, суровые, как и само подземелье. Как и тайна, которую охраняют.
Просунула удостоверение через толстые прутья. Его долго рассматривали при свете тусклой лампочки, вернули. В этом молчаливом царстве раздавались лишь щелчки замков и звуки поднимаемых решёток. Одна, вторая, третья… Проверка, партбилет члена РСДРП с 1915 года, решётка, проверка, удостоверение сотрудника ОГПУ с 1923 года, решётка, проверка, вкладыш допуска на минус пятый с 1919 года, решётка, проверка…
Ещё одна железная дверь, и она вошла в круглый зал с множеством дверей. Незнакомый охранник провёл в медицинский кабинет, хотя она сама знала дорогу. Медицинский – это, конечно, жаргон. Никаких склянок, игл, запаха йода и прочего тут не было. Были белые халаты и кушетка. И непонятный агрегат.
– Товарищ Зинина, прошу вот сюда, – сказал «врач».