Исцеление водой

Из остывающего уже кофейника я наливаю нам одну чашку на двоих и щедро сыплю туда сахар. Грейс пьет его без малейшего недовольства. Джеймс глядит из окна на море, а Ллеу придвигает к нашему столику с шахматами стул, чтобы понаблюдать за игрой. Гвил тоже пристраивается к нему рядом, но быстро теряет интерес и уползает на четвереньках за диван.

– Ладьей ходи, – громко шепчет из-за ладони Ллеу, а я лишь тупо гляжу на фигуры, парализованная его близостью ко мне.

– Это нечестно, – произносит Грейс. – Не подсказываем.

– Я тебе тоже помогу, когда будет твоя очередь, – отвечает ей Ллеу.

– Мне твоя помощь не нужна, – огрызается Грейс.

Ладьи я не касаюсь. Понимаю, что куда больше выиграю, ежели пойду конем, что я и делаю, объявляя шах.

– Ну, вы только посмотрите! – восклицает Ллеу, все так же улыбаясь.

Отвернувшись, я гляжу на море, пытаясь отыскать глазами то место, где опустила в воду дитя. Мягкая, податливая вода вечно меняется. Совсем как будто ничего и не было. И это позволяет мне надеяться, что когда-нибудь я и впрямь поверю, что ничего такого не произошло.

За нами с Грейс приходит мать, Скай уже с ней рядом. Мужчины провожают нас глазами, однако следом не идут. В голубоватом сиянии дня мы делаем обычные растяжки, наклоняемся, сгибаясь пополам и касаясь пальцами травы. Грейс сидит на скамейке в стороне под раскидистой магнолией.

Потом мама велит всем нам, даже Грейс, лечь на землю. Прямо на влажную лужайку. Лечь и закрыть глаза. На каждую кладет тяжелое покрывало, закрывающее все, от макушки до пят. Еще что-то новенькое.

– Это – чтобы излить скорбь, – поясняет она. – Под покрывалом вы можете поплакать. У вас есть пять минут.

Что мы безропотно и делаем.

Потом я возвращаюсь в свою комнату, измученная всем произошедшим, и ненадолго прикладываюсь поспать. А когда снова раздвигаю занавески, глядя слипающимися после тягучего дневного сна глазами в еще светлое небо, то вижу, как по морю, между волнами, плывет нечто неразличимое, но явно не от нас. Кинувшись на колени к тумбочке, я выгребаю все оттуда, пока не нахожу бинокль, – и тогда взмываю по лестнице и по верхнему коридору устремляюсь к двери, ведущей на террасу. Пару секунд руки шарят по шпингалету – и вот наконец я уже там. Сразу бегу к перилам и, насколько можно, перегибаюсь через них, боясь, что это нечто потонет раньше, чем я его сумею разглядеть.

Там утопленник. Я хорошенько разглядываю его в бинокль – и чуть ли не сгибаюсь от подкатившей тошноты. Как хорошо, что он все же от нас так далеко! Так что по-любому никак до нас не доплывет. Он слишком большой, чтобы быть останками младенца. Покачивается, омерзительно шевеля конечностями, на волнах. Но мне нельзя так просто глядеть на него – ни с отвращением, ни как либо иначе, – это уже не просто что-то человеческое, а еще и нечто более опасное. Нечто распухшее и изъеденное болезнью, прибитое к нашим берегам.

И все же я не знаток по этой части. Бегу в комнату Грейс, где она тоже прилегла днем поспать. Вид у нее еще очень бледный и обескровленный, однако я все равно ее тормошу, сообщая:

– Там, в море, призрак.

Сестра поднимается, садясь на постели. Лицо у нее такое, будто она этого вполне ожидала.

– Я знала, – произносит она каким-то отрешенным голосом. – Я знала, что это случится.

Проходя мимо комнаты матери, мы слышим размеренное дыхание. Мама у себя вместе со Скай – они спят в постели вдвоем, причем мать лежит лицом вниз, уткнувшись в сложенные руки.

– Не буди ее, – останавливает меня Грейс. – Ей не следует этого видеть.

В подобные минуты я в очередной раз убеждаюсь, что никогда не стоит сомневаться в своей сестре.

Вместе мы возвращаемся на террасу, но на море уже ничего не видно. Я тяну за собой сестру вниз, потом на берег, прямо на пирс. Там мы довольно долго стоим озираясь, передавая друг другу бинокль и вглядываясь в зыбкую воду вокруг. Просто на всякий случай. Ничего нигде не видно.

– Призраки хрупкие, – молвит наконец Грейс. – Я верю, что это было на самом деле.

И я признательна ей за это.

Солнце к тому времени уже вовсю садится. Длинные, напитанные влагой тучи у горизонта окрашиваются лиловыми тонами. Мы возвращаемся к дому, задерживаясь у бассейна. Там я скидываю платье и в купальнике соскальзываю в воду. Грейс остается сидеть на краю, наблюдая, как я, освещенная в центре бассейна, плаваю, держась на одном месте. Из леса, что у нее за спиной, тихо и протяжно перекрикиваются птицы. Я закрываю глаза, чувствуя на лице наш чистый, безупречный воздух.

– Ты когда в последний раз играла в «утопление»? – спрашиваю я.

– Да ни разу, пока была беременной. Не хотела навредить ребенку. – Губы у нее сразу жестко сжимаются.

Осмелев от прилива любви, к которому сама покуда не привыкла, я выхожу к ней сбоку на мелком месте, обхватываю рукой за плечи. На сей раз Грейс меня не отталкивает.

– Мне жаль, что тебе пришлось это сделать, – говорит она.

– Ничего, – отвечаю. – Я сделала это, потому что люблю тебя.

– Ты хорошая сестра, – кивает она.