Я захожу в ванную налить стакан воды, дабы из соображений предосторожности – чтобы все же чувствовать себя достаточно ответственной женщиной – хоть какое-то время побыть от него на расстоянии, – и подставляю лицо к раскрытому окошку, чтобы подышать тем воздухом, что недоступен ему. Задерживаюсь я там, кажется, чересчур долго. Мне становится вдруг страшно, что он решил уйти, что я наскучила ему своей болтовней или что у него имеются какие-то иные дела. Однако, когда я открываю дверь, Ллеу все еще там. Покрывало натянуто у него до пояса, и в сумраке спальни кажется, будто его разрезали пополам.
Размышляю, какое бы можно организовать маленькое происшествие, чтобы удержать его к себе поближе. Перелом ноги, к примеру. Или я могла бы уронить с ним рядом стеклянную бутылку, чтобы он наступил на осколки. Мысленно прикидываю, глядя на внушительные очертания его фигуры. Нет, у него такое тело, что на нем все мгновенно заживет. Иначе говоря, мужское тело.
– Скажи, а что было самое худшее, что с тобой когда-либо случалось? – спрашиваю я. Мне снова вспоминается тот крольчонок под ногой у Кинга и соленая земля у меня во рту и в ноздрях.
– Это когда у меня умер отец. Как у тебя. Уже много лет назад. Гвил тогда еще только родился.
– А что самое худшее, что ты совершил в своей жизни? – спрашиваю я дальше.
– Нет, ты давай первая.
И я рассказываю Ллеу о младенце. Глаза у него в испуге расширяются. Он уверяет, что это была не моя вина. Потом снова это повторяет.
– А ты когда-нибудь кого-то убивал? – в свою очередь спрашиваю я.
«Ну же, окажись еще хуже, чем я!»
– Всякий когда-нибудь кого-нибудь убивал, – уклончиво отвечает он.
Однако я этого не делала ни разу.
– Тебе на большой земле понравится, – немного помолчав, говорит он. – Мне кажется, тебе действительно там очень понравится. – Он садится на постели и оглядывается вокруг себя. Безобразные бумажные обои, давно выцветшие от времени и солнца. Старое плюшевое изголовье кровати нездорово-розового цвета. – Здесь совсем не место для молоденькой девушки. Да и ты не из тех, кого надо прятать от мира.
– Я могла бы отправиться вместе с тобой.
– Могла бы, – улыбается он. – Это было бы очень здорово, правда? – тянется он рукой к моему лицу.
Любовь могла бы защищать меня там точно так же, как всегда защищала здесь. Любовь может превратиться в своего рода барьер для моего рта, для языка и дыхательных путей – как та капа, что Кинг однажды привез для Грейс, чтобы та не скрипела зубами по ночам, словно вторя далекому шелесту моря. Новый мир – это новые привязанности, новые меры защиты, новые средства спасения жизни. Я пока не знаю, на что способна эта любовь, но, изучая сейчас вблизи его лицо – угловатые очертания скул и подбородка, мягкий изгиб рта, прикрытые глаза, – я готова поверить в то, что она способна на что угодно.
Одна в саду, я срываю белые цветки, подрезая им стебельки ногтями. Выделяющийся оттуда сок окрашивает мне кожу желтовато-зеленым цветом. Обрываю лепестки и переворачиваюсь на спину, сложив руки у сердца и несколько секунд притворяясь, будто я умерла. Солнце припекает мне сомкнутые веки.
Сквозь завладевшую мной эйфорию я все же напоминаю себе, что необходимо быть осторожной. Я уже знаю, что чувственность у меня, как у женщин с большой земли. Окажись я там, это манило бы ко мне мужчин, точно зажженный маяк. И сейчас очень важно не дать это понять Ллеу: пусть он знает, что я женщина, которую можно любить, а не тот человек, что чуть не вынуждает себя обидеть. Чему-то подобному как раз и наставляли нас мама с Кингом, говоря о любви по ту сторону границы.
Где-то в глубине сознания я понимаю, что должна что-то делать. Взять, к примеру, гребную лодку, отплыть на ней насколько можно дальше, всю дорогу вычерпывая со дна воду, и напряженно высматривать в бинокль, не покажутся ли где вдали очертания возвращающейся к нам матери. В этом году я выбрала ее как «самого любимого человека», и это наделяет меня какой-никакой ответственностью… Но я все равно никуда не отправляюсь.
Вместо этого я иду к бассейну, где Грейс и Скай отдыхают на шезлонгах, раскинутых под таким углом, чтобы лучше всего обозревалось море. Соприкасаясь головами, рука в руке. При моем появлении у них на лицах тут же вспыхивает: «Ты где это была?» Однако я не собираюсь испытывать никакой вины. Мужчины вместе с Гвилом кучкуются в другом конце бассейна. Похоже, они что-то очень серьезно обсуждают, и мне не хочется их прерывать – но вдруг Ллеу взглядывает на меня и машет мне рукой, зовя по имени. Я машу ладонью в ответ. Он глядит, как я прохожу к шезлонгам в мятно-зеленую полоску возле сестер, выбирая тот, что почище, и, садясь, подбираю свою выцветшую юбку выше колен. Хорошо опустить на глаза солнцезащитные очки, сдвинуть пониже бретельки и откинуться поудобнее назад, чувствуя на себе его взгляд, скользящий по мне, как вода, как нечто такое, чего я вполне заслуживаю.