Исцеление водой

Если не защитный костюм, которым пользовались в таких случаях уже годами, то что тогда надела мать? Обернулась в несколько слоев кисейной тканью, сунув в рот края, чтобы, если что, мягко было падать?

Потом мы, никак не договариваясь – это вошло уже в привычку в последние дни, – идем ко мне в спальню, однако, когда я задираю платье, Ллеу на меня почти не смотрит, а просто тяжело валится на кровать, уже напрочь забыв о костюме. Снова делается каким-то смурным.

– Не уверен, что этого хочу, – роняет он.

– Почему нет?

– Просто как-то нет желания.

– Пожалуйста, – пронзительно говорю я. Во мне вмиг вскипает злость, под которой где-то глубоко таится страх.

– Ох, Лайя, – поспешно говорит он, неверно истолковывая мою реакцию, и, протянув руку, прихватывает мне ладонью подбородок, – не надо. Я не хотел тебя расстроить.

Как бы то ни было, это срабатывает.

Время от времени он замирает, как будто колеблясь, как будто спрашивая себя, не слишком ли далеко он зашел.

– Не останавливайся… – требую я в такие паузы. Раз, другой, третий… и он продолжает, крепко обхватив меня рукой за шею.

После у меня начинает кружиться голова. Тело словно скручивает узлом, сердце гулко бухает у самого горла. Иду к унитазу и опускаюсь рядом на колени, однако из меня так ничего и не выходит.

Ллеу садится на край ванны, наблюдая за моими пустыми позывами.

– Смотри только не понеси от меня, – говорит он каким-то нервным тоном.

– Что?

– Что значит – что?

– Ничего, – медленно встаю я на ноги.

– Ты же как-то бережешься, да?

Я вспоминаю про целыми пинтами выпиваемую воду, про ранки у меня на бедрах, про душ с горяченной водой.

– Да, – отвечаю я, внезапно охваченная нежностью при доказательстве такой его заботы в отношении меня.

– Вот и хорошо. Нам, наверно, следовало бы пораньше это обсудить. Но коли ты и сама принимаешь меры… – Он почесывает пальцами загривок.

Тут у меня словно свет в глазах моргает, на малую долю секунды я проваливаюсь в темноту. У меня все так же кружится голова, и я чувствую себя совершенно разбросанно, не желая складывать все воедино.

– Мне надо полежать, – говорю я ему.

Я надеюсь, Ллеу останется со мной, однако он уходит, выключив напоследок свет и закрыв за собой дверь. Без поцелуя, просто коротко махнув рукой.

Помню, как мама однажды – еще при жизни Кинга – рыдала и причитала на полу. Свернувшись в позу зародыша, обхватив руками колени. В лунном свете казалось, будто волосы ее – это вода, проливающаяся из туго завязанных на голове тесемок. И помню, как я стояла там безмолвно в стороне и все думала: «Подложи ж ты себе плед, хоть что-нибудь! Зачем вообще ты тут лежишь, когда наверху у тебя теплая и мягкая постель? Когда тебя ждут люди с распростертыми объятиями?» И чувствовала злость – потому что она была любима. «Мама, тебе нет нужды так убиваться!»

Только теперь я понимаю, почему ты там лежала, зачем нашла себе место порыдать, где так холодно и жестко.

Проснувшись, я обнаруживаю над собой вовсе не Ллеу, а Джеймса. Оказывается, я проспала до самого ужина.

– Меня послали за тобой. Пойдем-ка, – говорит он.

Воздух в комнате после сна спертый, занавески на окне задернуты. Вижу, как Джеймс оглядывает царящий вокруг беспорядок, раскиданные повсюду вещи.

– А где Ллеу? – рассеянно спрашиваю я.

– Внизу. Чем-то там занят. Он сказал, ты себя плохо чувствовала. Как ты? Голова еще кружится? – спрашивает он с озабоченным видом.

Глядя ему в лицо, киваю.

– Возьмись тогда за мою руку, – предлагает он.

Схватив его за руку, поднимаюсь с кровати.

– Ага. А еще тебе надо бы одеться, – говорит он, старательно отводя глаза.

И я понимаю, что стою перед ним в одном нижнем белье. Что где-то в долгом и безжизненном пространстве минувшего дня поскидывала почти всю одежду. Впрочем, меня не особенно и беспокоит, что он видит меня такой. Непоправимое давно уже случилось.

Между тем в кучке тряпья на полу Джеймс замечает мое платье.

– Повернись-ка и подыми руки, – велит он. – Я не смотрю.

Прохладная ткань проскальзывает мне по голове, потом по телу. На миг я задумываюсь, хочу ли я, чтобы он ко мне прикоснулся. Или мне просто хочется прикосновений – от кого угодно? Когда он только зашел в комнату, то на несколько секунд я в тусклом свете вполне могла принять его за Ллеу. Я уж давно привыкла к компромиссам.

– Так-то лучше, – молвит он, застегивая платье мне на шее. – Вот, теперь прилично выглядишь. Можно и в общество. – И он легонько похлопывает меня по плечу.

– Когда же вернется мама? – беспокойно спрашивает за ужином Скай у Грейс.

Я распихиваю по краям тарелки холодный консервированный горошек и другим концом вилки медленно раздавливаю его в тюрю.

– Завтра, – чуть помедлив, отвечает Грейс.

– Обещаешь?

Я жду, что Грейс ей ответит «да», но та вдруг встает из-за стола. В руках у нее по-прежнему нож с вилкой. Глядя на прибор как на нечто, невесть откуда взявшееся в ее руках, Грейс швыряет его на пол. С паркета слышится дробный стук. Грейс выходит из столовой. Мы глядим ей вслед. Джеймс вскакивает, чтобы помчаться следом.