Пауль успокаивающе кивает, опирается локтями о край кушетки и складывает ладони у лица. Он бегло шевелит губами, он молится. Горячо и честно — он молится за своего любимого друга, за себя, за всё, что бы там ни было… Теряя счёт времени, он погружается в экстаз, сливаясь разумом со срывающимися с губ словами, отстраняясь от себя, погружаясь в себя другого и возвращаясь в себя прежнего. Наконец, распахнув глаза, такие ясные и чистые, он обнаруживает друга мирно спящими. Он долго осматривает его лицо — точно ли спит? Подносит ладонь к его носу — ровно ли дышит? Набравшись смелости, трогает его за руку — та сейчас куда более податлива, чем совсем недавно, хотя всё ещё не до конца расслаблена. Пауль долго водит взглядом по облачённому в тёмный костюм телу Кристофа. Решившись, он кладёт ладонь на его бедро и несколько раз скользит ею, туда-сюда, туда-сюда. Четырёхглавая мышца сильно напряжена — это чувствуется даже сквозь ткань брюк. Рельеф проступает отчётливее, чем обычно. Паулю думается… А что, если ему хоть раз набраться храбрости и подмешать другу в кагор снотворное? Тогда он мог бы сколько угодно гладить его по ноге, не боясь быть пойманным. Возможно даже быть рядом всю ночь и гладить его… Если бы… Пауль громко и больно шлёпает себя ладонью по губам. Его рот искривляется от отвращения, а глаза распахиваются от ужаса.
***
По возвращению в Аугсбург, в монастырь, сестре Катарине удаётся незаметно проскользнуть мимо аббатисы, что была слишком занята облагораживанием сада вместе с остальными сёстрами. Она запирается в своей кeлье. Нет, женский монастырь — это не казарма. У каждой сестры своя комнатка, около десяти квадратных метров личного пространства, которое необходимо им, чтобы молиться и нести послушание. А ещё иногда они молчат. Днями, неделями, даже месяцами. Уединение — это спасение.
Катарина осматривает себя в тусклое настенное зеркало — исхудалое лицо и круги под глазами. Она достаёт из глубокого кармана своего серого одеяния мобильник — от епископа до сих пор ни весточки. Паника. Лучше бы он уже позвонил и высказал всё, что о ней думает. Почему Лоренц молчит? Сообщение приходит в тот момент, когда Катарина уже была готова отшвырнуть телефон в сторону. Сообщение от Штефи. “Ну как там у тебя дела? Есть новости?”. Что, что ей сказать? Если раньше она считала знакомство со Шнайдером, с этим вдохновенным молодым пастором, который, скорее всего, ни в чём не виноват, своим шансом, то теперь все планы на то, что ей удастся через сотрудничество с ним проникнуть в Рюккерсдорф, рухнули. Одной ей там делать нечего — слишком маленькая деревушка, где все друг друга знают и хранят свои общие секреты от чужаков. “Дай мне время, Штеф, я что-нибудь придумаю”. “Думай, да не особо долго. Я могу ждать сколько угодно — Александра уже не вернёшь, но долго ждать я не хочу. Просто не хочу”. “Я знаю. Я стараюсь”. Слёзы накатывают на глаза. Катарина проклинает тот день, когда Штефи, выйдя из тюрьмы, вновь появилась в её жизни. Вынырнула из небытия сообщением в вайбере с прикреплённым фото. Фото из материалов дела, фото десятилетнего мальчика, повесившегося на канате в сарае приёмных родителей. Ещё сильнее она проклинает тот день, когда они, две семнадцатилетние идиотки, в очередной раз решили ограбить какой-то продуктовый магазинчик ради пары сотен евро. В тот раз всё пошло не по плану. Штефи села, взяв всю вину на себя. Она сделала это из-за любви. И она своё отсидела. А сейчас она ждёт от старой подруги ответной услуги. Ждёт правды о том, что случилось с Александром в этом чёртовом Рюккерсдорфе. “Старайся лучше, Кэт. Помни Петера”. Петер. Так звали охранника продуктового магазинчика.
Из скверных воспоминаний её вытаскивает телефонный звонок. На дисплее нет имени — только цифры, но их она знает наизусть. В полушаге от истерики Катарина до крови прикусывает ладонь.
— Епископ Лоренц. Я… — Она возводит взор к верхнему углу тусклого зеркала и встречается глазами с отражением деревянного распятия, висящего на стене напротив.
— Отличное шоу Вы мне устроили, милая. Превзошли все ожидания!
— Я… — Господи, помоги!
— Готовьте наших милашек к пресс-конференции в честь окончания реставрационных работ во Фрауэнкирхе. Пускай и там мордашками посветят. Да готовьте их получше — в храме Господнем чтобы без выкрутасов, — Лоренц сквозь кашель посмеивается в трубку.
— Я поняла.
— Ну и славненько. Спасибо за сотрудничество, сестра… Можно звать Вас Кэт? Скоро увидимся!
Сбросив звонок, Катарина долго таращится в собственное отражение. Осознание того, что же всё-таки произошло, приходит не сразу. Лоренц… Он не сердится. Он доволен! Он хочет ещё шоу! А это значит, теперь у неё есть официальный повод наведаться в Рюккерсдорф.