It Sleeps More Than Often (СИ)

Водителю не требуются пояснения. Несмотря на то, что с тех пор, как они были ещё задорными несмышлёными юнцами, только-только перешедшими на второй курс семинарии, прошли годы, Пауль помнит тот момент как сейчас. Поминальный ужин в отчем доме Кристофа — сейчас там живёт Агнес. Их мама недавно скончалась, и Кристоф пригласил своего лучшего и единственного друга почтить память ушедшей женщины. За столом всего трое: Кристоф, его старшая сестра — тогда она ещё не была замужем и не имела детей, и он, Пауль. Помолившись, они перешли к трапезе. Молча, неловко, вымученно — как и подобает случаю. Вдруг Шнайдер, сидевший во главе стола, вскочил на ноги, схватился за грудь и каким-то чужим, гортанным голосом закричал: “Кажется, я умираю!”. Всё, что было позже, весь сумбур первичной паники, непонимание того, что делать с бьющимся в бесконтрольном мелком ознобе парнем, невозможность посчитать пульс — сердцебиение Кристофа больше напоминало вибрацию, резкие швыряния сведённого судорогами тела из жара в холод — всё это навсегда останется между ними тремя. О госпитализации Кристофа кроме Пауля и Агнес тогда так никто и не узнал.

— Я отвезу тебя домой, а там посмотрим. Держись, совсем немного осталось.

До дома, выделенного распределённому в эту глушь молодому викарию, позже ставшему настоятелем, добрались за двадцать минут. Пауль выскакивает пулей, отворяет дверь машины со стороны Кристофа и, схватив за руку, тянет его на себя. С облегчением вздыхает, видя, что тот может сам идти. Захлопнув за собой входную дверь, Ландерс аккуратно усаживает друга на кушетку в прихожей и бежит за тонометром. Прибор хранится в спальне, в нижнем ящичке комода — Пауль это знает.

— Давление пониженное, пульс высокий, но не критично. Похоже, всё обойдётся. Отвезти тебя в больницу?

— Нет! — рявкает Шнайдер. Он укладывается на кушетку как есть, прямо в туфлях, и принимает позу покойника.

— Вот ещё, уж не помирать ли ты собрался? — Пауль несмело улыбается, прощупывая, уместны ли сейчас его шуточки, или стоит оставить их до лучших времён. — Где шприцы и эти твои ампулы, что для снятия гипертонуса, или как там его?

— Думаю, они просрочены.

— Ну вот видишь! Просрочены — значит волноваться не о чем! Помнишь, в семинарии ты всегда таскал при себе полный набор? Шнайдер, всё в прошлом. Шнайдер…

Стула в прихожей не оказывается, и Пауль плюхается прямо на пол у кушетки. Он осторожно протягивает ладонь к сцеплённым в замок на груди рукам Кристофа — он знает, что друг очень не любит чужие прикосновения, но в этот раз Кристоф не протестует. Дотронувшись до переплетённых пальцев, Ландерс прислушивается к своим тактильным ощущениям. Да, руки друга напряжены, но не статичны.

— Принести тебе успокоительного? Того самого, которое плацебо, но работает? — Пауль снова пытается шутить.

— Не надо. Пожалуйста, принеси кагора. Он на кухне.

Кагор так кагор. Из маленькой частной винодельни в Саксонии — к хорошему их обоих приучил беглый Майер. Не повредит. Наверное.

Сделав несколько глотков, Шнайдер снова откидывается на кушетку и прикрывает глаза.

— Оно проснулось, Пауль. Я чувствую. Оно рядом.

— Послушай, дружище, — начинает Ландерс, отхлёбывая из бутылки и снова устраиваясь на полу возле кушетки; сохранность новенького костюмчика его сейчас совсем не волнует. — Нет никакого “оно”. Просто ты слишком чувствителен. Тогда ты, совсем ещё мальчишка, похоронил мать, а сегодня слишком переусердствовал с эмоциями на этом чёртовом шоу. Всё. На крайний случай существуют врачи. А сейчас отдохни. Просто отдохни.

— Пауль, обещай, что оно пройдёт мимо.

— Друг, пройдёт и даже краешком савана тебя не заденет. Закрывай-ка глаза. Я побуду с тобой, сколько потребуется. Поспи.

— Пауль… Пожалуйста, помолись. Ты чист, твоя душа прекрасна, твои мольбы будут услышаны. Помолись за меня. Я сам… не могу.