It Sleeps More Than Often (СИ)

— Я так рада, что он наконец дома, — женщина несмело отхлёбывает душистого отвара и судорожно отключает разрывающийся телефон. Заказчики звонят, не прекращая: “Фрау Шнайдер, Фрау Шнайдер” — бизнес идёт в гору. Хотя по документам она числится под фамилией мужа, для клиентов ателье она осталась известна под своей девичьей: с женщиной её профессии иначе и быть не могло. Как ни настаивала она на том, чтобы после госпитализации брат поселился с ней, в их отчем доме, тем более что ни муж, ни дети не были против, Кристоф ни в какую не соглашался. Он обрёл свой новый дом здесь, в Нойхаусе, и, пока он ещё не совсем здоров, за ним присматривает добрый Пауль, а после, возможно, Агнес с мужем купят ему отдельный домик где-нибудь по соседству. В этой деревушке ему хорошо, а это главное. — Даже не знаю, как благодарить тебя за помощь. Не каждый друг способен на такое самопожертвование.

— Брось, Агнес, ты же знаешь… — он осекается, но продолжать и не требуется.

— Да, я знаю, — многозначительно отвечает блондинка. — Честно говоря, я всегда догадывалась. Всегда подозревала тебя в… И за Кристофа волновалась. И даже время от времени раздумывала над тем, как бы тебя вывести на чистую воду. Прошу, Пауль прости — я была не права! — женщина борется с подступающими слезами, причина которым — стыд и сожаление.

— Агнес, — Ландерсу тоже давно хотелось исповедоваться, да он всё не решался. — Но ты же позволила Кристофу остаться у меня, даже зная, что́ я к нему чувствую?

Оба молчат. Замужняя женщина, ревностная католичка и человек, обличённый саном, просто не должны такое обсуждать. Что там обсуждать — даже задумываться. Но оно коснулось их лично, и невозможно больше молчать.

— То, что ты к нему чувствуешь, зовётся любовью, Пауль. Мне спокойнее оттого, что я знаю, что мой брат находится под опекой любящего человека. И ещё мне совестно. Это так эгоистично с моей стороны, Пауль…

— Я сам выбрал этот путь. Спасибо тебе. Спасибо, что… не предала.

Журналистов давно уж не видать — надоело им, и, так и не разжившись сенсационными интервью, они забыли сюда дорогу. А были времена, когда Пауль из дома выйти не мог, не будучи подкарауленным каким-нибудь ушлым борзописцем. Да ещё полицейские… Они просто задёргали его своими расспросами. Хорошо хоть Шнайдера оставили в покое — справка из клиники неврозов сработала несчастному на пользу. Пауль даже боялся потерять приход — кому такая шумиха понравится? Но епископат его не потревожил, а местные… Они его поддержали. Даже взялись держать вахту у дома своего настоятеля в самые трудные времена, когда журналисты ещё осаждали его со всех флангов.

— Кристоф идёт на поправку, и даст Бог, к осени он сможет выйти на работу. В местном колледже есть вакансия преподавателя истории религии, так что…

Агнес отставляет чашку и хватает Пауля за руки своими нагретыми ладонями. Его руки сухие и тёплые — волшебные руки Пауля.

— Ай! — тот неловко их отдёргивает, натягивая манжеты до самых кистей.

— Прости, всё время забываю о твоих ранах…

Та ночь ещё долго будет сниться ей в кошмарах. Супруг нёсся, не разбирая дороги, не глядя на спидометр, забыв о любой осторожности — он просто боялся не успеть, а она, забравшись на заднее сидение, прижимала к себе обоих — ватного Кристофа и истекающего кровью Пауля. Она не разбирается в медицине, и тогда молилась лишь об одном — чтобы оба были ещё живы. Ведь ей казалось, что она прижимает к себе два мёртвых тела.

— Пустяки. Поздно уже.

— Да, я поеду, пожалуй.

— Я не прогоняю.

— Знаю. Пауль…

Они прощаются в дверях, крепко обнявшись. Проводив гостью, Ландерс обращается к пакетам, оставленным ею на диване. Один — поменьше, с логотипом нюрнбергской сетевой аптеки. За несколько недель он уже выучил названия всех этих медикаментов и их дозировки наизусть. Ему даже пришлось научиться ставить уколы — но это на самый крайний случай. Другой пакет — побольше, с логотипом ателье Фрау Шнайдер. Агнес теперь часто такие привозит, и Паулю каждый раз вдвойне неудобно: неудобно принимать, неудобно отказываться…

Очнувшись в палате, он обнаружил свои руки перебинтованными, а себя, следовательно, живым, и тут же расстроился. Шнайдера он нашёл уже позже — в другом отделении: тот всё ещё спал, но на этот раз под наркозом медицинским, целительным. Доктор объяснил, что Кристофа накачали какой-то ветеринарной дрянью, которая почти парализовала деятельность его сердечной мышцы. В палату к другу Пауля так и не пустили, а вскоре и вовсе направили Шная в лечебное заведение закрытого типа. Всё это время Ландерс думал лишь об одном — слышал ли друг его исповедь там, у алтаря, понял ли, вспомнит, захочет ли он после этого его видеть или же не пустит на порог? Через три недели позвонила Агнес. Разговор с нею стал чем-то невероятным — она сообщила о выписке брата и попросила Ландерса встретить его и отвезти к себе. А ещё она сказала, что так пожелал сам Кристоф.