Итак, вас публично опозорили. Как незнакомцы из социальных сетей превращаются в палачей

Но «Психология масс» не просто вызывала полемику. Подобно Джоне Лереру, Лебон знал: для успеха научпоп-книге нужен месседж о самосовершенствовании. У Лебона таких было целых два. Первая идея – в том, что нам нет нужды переживать о том, есть ли у массовых революционных движений вроде коммунизма и феминизма моральные причины для существования. Их нет. Это просто помешательство. Так что стоит просто перестать волноваться из-за этого. А вторая идея заключалась в том, что умный оратор может, зная нужные трюки, загипнотизировать толпу или заставить ее плясать под свою дудку. Лебон даже перечислил эти приемы: «Толпа способна подчиняться влиянию только преувеличенных чувств. Преувеличивать, утверждать, повторять и никогда не пробовать доказывать что-нибудь рассуждениями».

Публикация «Психологии масс» имела ошеломительный успех. Книга была переведена на двадцать шесть языков и наконец дала Лебону то, чего он всегда хотел, – место в сердце парижского общества, место, которое он сразу же начал эксплуатировать весьма странным образом. Он начал давать званые обеды для политиков и выдающихся общественных деятелей. Во время них он сидел во главе стола с колокольчиком возле руки. И если один из гостей произносил что-то, с чем Лебон не был согласен, он просто брал колокольчик и энергично звонил, пока человек не умолкал.

Известные люди со всех уголков планеты начали объявлять себя фанатами Лебона. Например, Муссолини: «Я изучил все работы Гюстава Лебона и не знаю, сколько раз я перечитал “Психологию масс”. Это монументальный труд, к которому я часто обращаюсь и по сей день». И Геббельс: «Геббельс считает, что никто со времен француза Лебона не сумел понять сознание масс столь же хорошо, как и он», – писал помощник Геббельса Рудольф Земмлер в своем дневнике в годы войны.

Учитывая все вышесказанное, можно предположить, что в какой-то момент времени работа Лебона должна была утратить любое влияние. Но нет. Думаю, одной из причин ее продолжительного успеха является то, что мы ничто не любим так, как возможность объявить других людей безумными. И есть еще одно объяснение. Один психологический эксперимент больше любых других подтвердил эту мысль. Его провел в 1971 году в подвале Стэнфордского университета психолог по имени Филип Зимбардо.

* * *

Зимбардо был нью-йоркским выходцем из рабочего класса, сыном сицилийских иммигрантов. После выпуска из Бруклинского колледжа в 1954 году он преподавал психологию в Йельском, Нью-Йоркском и Колумбийском университетах, пока в 1971-м не оказался в Стэнфорде. Теория толпы – или «деиндивидуация», как она тогда называлась, – захватила Зимбардо до такой степени, что в 1969 году он посвятил ей своего рода стихотворение в прозе: «Нестареющая жизненная сила, круговорот в природе, кровные связи, племя, женский принцип, иррациональный, импульсивный, анонимный хор, мстительные фурии».

И в Стэнфорде, финансируемый Военно-морским флотом США, он приступил к попытке отчетливо доказать ее существование.

Сначала он разместил в местной газете короткое объявление: «Приглашаем студентов мужского пола принять участие в психологическом исследовании, посвященном условиям жизни в тюрьме. Оплата – 15 долларов/день; продолжительность – 1–2 недели, начиная с 14 августа».

Отобрав среди претендентов 24 человека, он превратил безоконный подвал факультета психологии в имитацию тюрьмы – с «камерами» и «карцером» (на месте кладовой). Он разделил студентов на две группы. Девять из них стали «заключенными», еще девять – «охранниками», а оставшиеся шесть должны были вызываться по мере необходимости. Охранникам выдали дубинки и зеркальные солнечные очки, чтобы никто не видел их глаз. Себе Зимбардо отвел роль «старшего коменданта». Заключенных переодели в халаты, а на лодыжки надели цепочки. Затем их отправили по «камерам». И началось.

Эксперимент прекратили досрочно через шесть дней. Он, как объяснял потом Зимбардо на слушаниях в Конгрессе, быстро вышел из-под контроля. Невеста Зимбардо Кристина Маслак посетила подвал и осталась в ужасе от увиденного. Охранники-садисты расхаживали с напыщенным видом и орали заключенным «трахать пол». Заключенные лежали на полу камер, крича: «Ты что, не видишь, я горю изнутри! У меня уже крыша съехала!»

В ярости Маслак пошла на конфликт со своим женихом: «Что ты творишь с этими мальчиками? Ты для меня словно посторонний человек. Власть над этой ситуацией превратила тебя из человека, которого, как мне казалось, я знаю, в человека абсолютно незнакомого».

После этих слов Зимбардо почувствовал себя так, словно ему влепили пощечину. Она была права. Эксперимент нес в себе истинное зло. «С этим пора покончить», – сказал он ей.

«То, что мы увидели, ужасает, – сказал Зимбардо на слушаниях в Конгрессе двумя месяцами позже. – Менее чем за неделю все человеческие ценности куда-то делись, и их место заняли самые безобразные, самые низшие, патологические стороны человеческой натуры. Мы были ошарашены, потому что видели, как юноши обращаются с другими юношами как с презренными животными, упиваясь своей жестокостью».