Итальянец

Маркиза, понимая, что под влиянием гнева преступила пределы благоразумия, снизошла до извинений; свою горячность она объяснила тем, что крайне обеспокоена неосмотрительной мягкосердечностью духовника. Скедони принял эти оправдания благосклонно; они оба понимали, что не могут обойтись без взаимной помощи.

Вслед за тем Скедони поведал маркизе, что опирается в своих суждениях на свидетельства более основательные, нежели уверения Эллены, и упомянул некоторые дополнительные обстоятельства, заботясь при этом не столько об истине, сколько о должном воздействии своих слов. Скедони полагал, что тайна его происхождения надежно от маркизы сокрыта, а посему счел возможным разоблачить ряд частностей, касавшихся семейства, к которому принадлежала Эллена, не опасаясь выдать тем самым свою собственную семейную принадлежность.

Маркиза, далекая от того, чтобы успокоиться и склонить слух к доводам собеседника, все же сохраняла самообладание, пока исповедник с изощренным искусством рисовал душевные страдания Винченцио, а также удовлетворение, которое она испытает, если освятит своим согласием союз, желанный ее сыну и не унизительный для достоинства рода Вивальди. Он напомнил, что, сколь убежденно ратует ныне в пользу этого брака, столь усердно противился ему ранее, когда полагал его неравным. В заключение Скедони мягко упрекнул маркизу за то, что предубеждения и гнев лишили ее привычной трезвой рассудительности. Он добавил:

— Зная присущую вам ясность мысли, я не сомневаюсь: по зрелом размышлении вы признаете, что счастье вашего сына при нынешних обстоятельствах превыше всего.

Обнаружив в Скедони поборника интересов юного Вивальди, маркиза была немало удивлена, однако не снизошла до ответа ни на доводы его, ни на упреки; она осведомилась только, догадывается ли Эллена, с какой целью и по чьему приказанию ее увезли в леса Гаргано. Скедони мгновенно сообразил, к чему клонятся эти расспросы, и тут же заверил — благо не был привержен излишней, наносившей ущерб его интересам правдивости, — что Эллена не имеет никакого представления о своих недругах и не подозревает в них никакого иного желания, кроме как подвергнуть ее краткому заточению.

Последнее утверждение показалось маркизе вполне правдоподобным, но дерзость первого заставила ее усомниться в обоих; приходилось лишь удивляться и гадать о причинах, толкнувших Скедони на столь явное отступление от истины. Засим маркиза пожелала узнать, где в настоящее время находится Эллена, но Скедони не настолько забыл об осторожности, чтобы счесть это любопытство вполне невинным, и не открыл секрета, а взамен постарался привлечь внимание собеседницы к судьбе юного Вивальди. Правда, с намеком на то, что Винченцио, как якобы только что выяснилось, попал в руки инквизиции, Скедони предпочел не торопиться; он решился преподнести эти сведения позже, в благоприятную минуту, и тут же предложить свои услуги для вызволения несчастного узника. Маркиза же, не сомневаясь в том, что ее сын занят розысками своей возлюбленной, задала по этому поводу немало вопросов, но ни разу не выказала тревоги за его благополучие; казалось, гнев подавил в ней все прочие чувства. Скедони отвечал на вопросы маркизы с оглядкой, а сам тем временем старался выведать, как относится к длительному отсутствию сына супруг маркизы. Это следовало вызнать, дабы не совершить необдуманных шагов, принимая на себя роль освободителя, а также определить свое дальнейшее поведение в отношении Эллены. Оказалось, что исчезновение сына было маркизу небезразлично, и, хотя вначале он полагал, что Винченцио занят поисками Эллены, теперь его тревожили новые опасения и в нем пробудились отцовские чувства. Однако многочисленные обязанности и разнообразные интересы оставляли маркизу слишком мало досуга, чтобы всерьез предаться тревоге; маркиз разослал на поиски сына слуг, а сам по-прежнему проводил время то в обществе, то при дворе. Ни он, ни его супруга не имели ни малейшего представления о том, что приключилось с их сыном, — это исповедник установил совершенно точно.

Перед тем как попрощаться, Скедони вновь упомянул о привязанности юного Вивальди и с осторожностью выказал к нему сочувствие. Маркиза словно ничего не слышала; затем, очнувшись от раздумий, она проговорила: «Отец мой, вы были неправы…» — и, не закончив фразы, впала в задумчивое молчание. Скедони, истолковав ее слова по-своему, снова повторил оправдание своих поступков в отношении Эллены.

— Вы были неправы, отец мой, — продолжала маркиза все так же задумчиво, — поместив девушку в таком месте; моему сыну теперь ничего не стоит найти ее там.

— Равно как и в любом другом месте, — отозвался Скедони в убеждении, что правильно понял, чего добивается маркиза. — Рано или поздно он в любом месте найдет ее.

— Окрестностей Неаполя, во всяком случае, следовало бы избежать.

Скедони промолчал, и маркиза добавила:

— Это ведь в двух шагах от ее собственного дома! Сколько миль от Санта делла Пьета до дворца Вивальди?