Взлелеянная втайне злоба питалась множеством обстоятельств и распалялась завистью — наиболее низменной и опасной из человеческих страстей; завидуя ди Бруно, обладавшему незаложенным поместьем и красавицей женой, Скедони поддался соблазну совершить злое дело, дабы самому завладеть этими сокровищами. Спалатро, нанятый им в качестве исполнителя, был ему хорошо знаком, и Скедони не опасался привлечь к преступлению сообщника, который должен был приобрести небольшой домик на отдаленном побережье Адриатики и поселиться там, живя на скромную выделенную ему сумму. Выбор пал на полуразвалившееся обиталище, привлекшее Скедони своим уединенным местоположением; именно туда впоследствии была доставлена и Эллена.
Скедони, прекрасно осведомленный обо всех передвижениях графа, время от времени сообщал Спалатро, где именно тот находится, — и после того, как ди Бруно на обратном пути пересек Адриатику от Рагузы до Манфре-донии, а затем углубился в леса Гаргано, Спалатро вместе с подручным устроил ему там засаду. Укрывшись в чаще, негодяи подстерегли графа, который путешествовал в сопровождении слуги и местного проводника, и открыли по ним огонь из пистолетов. Первые выстрелы были не слишком удачными — и граф, оглядевшись в поисках врага, изготовился защищать свою жизнь до последнего, но тут же пал, изрешеченный пулями, радом с убитым наповал слугой. Проводнику удалось бежать.
Злосчастных путешественников убийцы похоронили на месте преступления, однако подозрительность, всегда сопутствующая сознанию вины, побудила Спалатро обезопасить себя на случай возможного предательства со стороны сообщника; впрочем, какими бы мотивами он ни руководствовался, он решил вернуться в лес один; там, под покровом ночи, он перетащил тела в погреб, вырытый им под полом своего дома; таким образом, были уничтожены все улики — на случай, если бы соучастнику убийства вздумалось указать место, где были некогда погребены изувеченные останки графа ди Бруно.
Скедони придумал более или менее правдоподобную историю о кораблекрушении на Адриатике, в котором якобы погибли брат его и вся команда; никто, кроме наемных убийц, не знал об истинной причине гибели графа; ни проводник, который бесследно исчез, ни жители единственного городка, через который граф проезжал, когда высадился на берег, сроду не слыхивали о семействе ди Бруно, — следовательно, опровергнуть лживую весть было некому. Никто — не исключая, по-видимому, и вдовы графа — не усомнился в достоверности рассказа Скедони; поспешное за-юпочение брака могло вызвать некоторые сомнения, но они были слишком неопределенны и остались без последствий.
Во время чтения признаний Спалатро — и в особенности их заключительной части — Скедони испытал такой ужас и такое изумление, что не мог их скрыть; особенно удивлялся он тому, что Спалатро явился в Рим ради такого признания, однако по размышлении вынужден был признать вероятность такого поступка.
Спалатро объяснил свое желание встретиться с духовником следующим образом: прослышав, что Скедони жительствует теперь в Риме, он отправился туда будто бы с намерением облегчить совесть признанием во всех грехах, а также уличить в преступлении Скедони. Это, впрочем, не совсем соответствовало истине. На самом деле Спалатро собирался выманить у Скедони побольше денег; Скедони же полагал, что обезопасил себя от любых происков со стороны сообщника, направив его по ложному следу, — и мог ли он предполагать, что уловка, посредством которой он заставил Спалатро искать его вместо Неаполя в Риме, обернется против него самого и поможет огласке его преступлений.
Спалатро неотступно следовал за Скедони до того самого городка, где духовник провел первую в дороге ночь; далее, обогнав его, Спалатро добрался до виллы ди Камб-руска и там дожидался появления Скедони в укрытии среди развалин. Причины, побудившие Спалатро к скрытности, заставляли подозревать, что он готовит покушение на жизнь Скедони; сам Скедони считал, что, ранив сообщника, спасся от возможного убийцы. Спалатро, однако, сумел настолько оправиться от ран, что пустился в путь по направлению к Риму, тогда как духовник свернул с перекрестка на дорогу к Неаполю.
Усталость после долгого путешествия, проделанного главным образом пешком, ввергла раненого Спалатро в жестокую лихорадку, которая положила конец не только его странствию, но и самой его жизни; перед смертью он снял с души тяжкое бремя вины полным покаянием. Призванный к одру умирающего священник был испуган важностью признания и пригласил, поскольку оно касалось ныне здравствующего лица, в качестве свидетеля своего собрата. Этим свидетелем был отец Никола, прежний друг Скедони, по характеру своему склонный радоваться любым известиям, которые могли бы повести к наказанию человека, чьи усиленные посулы обернулись для него горьким разочарованием.