Итальянец

Пока они совещались, какой предлог послужил бы достаточным оправданием для столь поспешного вызова, посыльный возвратился с нераспечатанным письмом: его уведомили, что отец Скедони отбыл из страны и совершает паломничество, — именно так монахи братства Спирито-Санто предпочли объяснить его отсутствие; им казалось более благоразумным ради поддержания репутации своей обители скрыть истинное положение вещей.

Оливия, избавленная от опасений, согласилась пролить свет на события прошлого, столь важного для Элле-ны; однако прошло несколько дней, прежде чем она сумела собраться с духом и поведать всю историю от начала до конца. Первая часть ее полностью совпадала с признанием, сделанным на исповеди отцу Ансальдо; то, что следует далее, было известно только самой Оливии, ее сестре Бьянки, а также врачу и одному преданному слуге, которому доверено было осуществление задуманного плана.

Следует вспомнить, что Скедони покинул дом сразу же после деяния, которое по его замыслу должно было стать для графини, его жены, роковым, и что ее перенесли в спальню в бесчувственном состоянии. Рана, однако, оказалась не смертельной. Но жестокость, обнаруженная поступком мужа, побудила ее воспользоваться отсутствием Скедони и собственным положением больной для того, чтобы освободиться от тирании, не прибегая к суду, который, бесспорно, покрыл бы бесчестьем имя брата ее покойного супруга. Графиня покинула его дом навсегда и при содействии трех лиц, названных выше, перебралась в отдаленную часть Италии, где нашла убежище в монастыре Сан-Стефано; дома же сообщение о ее смерти было подкреплено публичными похоронами. Бьянки долго еще после отъезда Оливии оставалась в городе, в своем собственном доме близ виллы ди Бруно, взяв на свое заботливое попечение как дочь графини от первого брака, так и новорожденную дочь от второго брачного союза.

По прошествии некоторого времени Бьянки со своими юными подопечными перебралась на другое место жительства, однако не в окрестности монастыря Сан-Стефано. Оливия лишена была утех материнской любви, так как Бьянки не могла поселиться возле монастыря из страха быть обнаруженной; ибо Скедони, хотя он и поверил в смерть супруги, заподозрил бы неладное из поведения ее сестры, за которой наверняка неотступно следил. Итак, Бьянки поселилась вдалеке от Оливии, но еще не на вилле Альтьери. Эллене тогда не исполнилось и двух лет, а дочери Скедони — двух месяцев, и она умерла, не дожив и до года. Бьянки не сумела сообщить отцу о смерти ребенка, так как духовник слишком тщательно скрывался; вот почему Скедони по ошибке принял Эллену за свою дочь; их общему заблуждению способствовал также портрет, почитавшийся Элленой за портрет отца. Она нашла его в кабинете тетушки после ее кончины и, прочтя на обороте титул графа ди Бруно, с дочерней нежностью носила его в медальоне с тех самых пор.

Бьянки открыла Эллене тайну ее происхождения, но, движимая благоразумием и состраданием, не сообщила ей о том, что мать ее жива; именно в эту тайну так сильно желала она на смертном одре посвятить Эллену, и только внезапный приступ болезни лишил ее возможности говорить. Из-за неожиданной кончины синьоры Бьянки мать и дочь не могли узнать друг о друге, даже когда впоследствии случайно встретились; немалую роль тут сыграло и имя Розальба, данное Эллене тетушкой Бьянки еще с пеленок с целью надежнее скрыть ее от глаз Скедони. Беатриче, не входившая в число домочадцев, причастных к тайному бегству Оливии, поверила известию о ее смерти; таким образом, будучи осведомленной о том, что Эллена приходится графине ди Бруно дочерью, она никогда не догадалась бы о столь близком родстве между Элленой и Оливией, если бы Оливии не случилось распознать в ней давнюю служанку Бьянки в присутствии самой Эллены.

Бьянки, поселившись в окрестностях Неаполя, разумеется, не подозревала, что Скедони, о котором никто ничего не слышал со дня совершенного им покушения на убийство, живет именно там; она редко выходила из дому, и потому неудивительно, что они ни разу не встретились — по крайней мере сознательно; даже если бы такая встреча произошла, вуаль синьоры Бьянки и монашеский клобук Скедони помешали бы им узнать друг друга.