Итальянец

— Упоминал, синьора. Он сказал: как грустно, что молодого господина нет здесь, да еще в такую-то минуту; и ведь никто не знает, где он!

— Точно ли его семье ничего о нем не известно? — спросила Эллена со всевозраставшим волнением.

— Именно так, госпожа: вот уже несколько недель о синьоре Вивальди ничего не известно. Никто не слышал ни о нем, ни о Пауло Мендрико, его слуге, хотя посланцы маркизы обыскали чуть ли не все королевство!

Потрясенная неопровержимым свидетельством того, что Вивальди заключен в тюрьму инквизиции — а это еще недавно казалось ей невозможным, — Эллена утратила на время всякую способность к беседе, однако Беатриче продолжила свой рассказ:

— У госпожи маркизы, сказал мне слуга, было очень тяжело на сердце, и она часто спрашивала о синьоре Вин-ченцио.

— Ты уверена, что маркиза тоже не знала, где он находится? — спросила Эллена, недоумевая, кто же, предав Вивальди в руки инквизиции, мог тем не менее допустить ее побег.

— Да, синьора, маркизе очень хотелось его увидеть. А умирая, она послала за своим духовником, отцом Ске-дони, — так его, кажется, зовут, и…

— И что он? — невольно вырвалось у забывшей осторожность Эллены.

— Да ничего, синьора, потому как и его не нашли.

— Не нашли! — эхом отозвалась Эллена.

— Нет, синьора, так и не смогли тогда его разыскать; ведь, помимо маркизы, у него наверняка было много других духовных детей; им, я думаю, тоже есть в чем каяться, так что занят он, осмелюсь допустить, по горло и вряд ли мог явиться немедля.

Эллена овладела собой настолько, чтобы не расспрашивать более о Скедони; раздумывая над возможной причиной ареста Вивальди, она вновь утешила себя надеждой, что он не попал в руки подлинных служителей инквизиции, так как сотоварищи тех, кто его арестовал, оказались сторонними лицами; Эллена полагала весьма вероятным, что, скрываясь от семьи, Винченцио все еще продолжает разыскивать место ее заточения.

— Так вот, — с жаром повествовала Беатриче, — я и говорю, какой поднялся переполох, когда умирала госпожа маркиза. Раз отца Скедони не нашли, то послали за другим духовником, и он надолго, очень надолго заперся с ней наедине. А уж когда позвали самого маркиза, вот тут-то оно и началось! Из спальни до прислужников у дверей доносился его громкий голос, временами было слышно и как говорит маркиза, а ведь она была еле жива! Потом все стихло, и немного погодя маркиз вышел из комнаты — по рассказам, до крайности взбудораженный, то есть в сильном гневе и, однако же, очень удрученный. Но духовник оставался с маркизой еще долго-долго — и когда наконец ушел, она казалась такой несчастной, как никогда раньше. Она прожила еще ночь и утро следующего дня — и уж, наверное, очень тяжело было у нее на сердце, потому как она все плакала, а то еще больше стонала, жалко было на нее смотреть. Она часто звала маркиза — и, когда он опять появился, слуг отослали, и супруги о чем-то долго совещались наедине. Вновь послали за духовником, и они заперлись втроем. После этого на душе у маркизы как будто полегчало, и вскоре она умерла.

Эллена, внимательно слушавшая рассказ старой служанки, собиралась было задать ей несколько вопросов, но тут вошла Оливия; увидев посетительницу, она заторопилась к выходу, но Эллена, не считая дальнейшие подробности слишком существенными, уговорила монахиню присесть возле пялец, где сама она не так давно занималась вышиванием.

Поговорив немного с Оливией, Эллена вернулась к собственным делам и размышлениям. Отсутствие Скедо-ни по-прежнему казалось ей неслучайным — и, хотя Эл-лена не могла выпытывать у Беатриче дополнительные сведения относительно монаха из обители Спирито-Сан-то, она отважилась спросить, не доводилось ли Беатриче встречать в последнее время того незнакомца, который привез ее обратно на виллу Альтьери; Беатриче он был известен только как освободитель ее госпожи.

— Нет, синьора, — ответила Беатриче довольно резко. — С тех пор как он сопроводил вас на виллу, я его не видала; по правде сказать, я и тогда-то не то чтобы очень успела разглядеть его лицо; а как это он ухитрился незаметно уйти из дома — ума не приложу, хотя и не раз об этом думала. Ей-богу, не стоило ему стыдиться показываться мне на глаза, потому как я только возблагодарила бы его за то, что он доставил вас домой в целости и сохранности!

Эллена немного удивилась, что старухе запомнилось обстоятельство, казалось бы, столь незначительное; она пояснила, что сама отперла дверь для своего покровителя.

Пока Беатриче говорила, Оливия оторвала взгляд от вышивки и внимательно всмотрелась в старую служанку, которая почтительно отвела глаза, но, как только монахиня вернулась к прерванной работе, возобновила свое наблюдение. Столь пристальное взаимное изучение показалось Эллене не совсем обычным, однако она приписала это любопытству, возникающему при первой встрече незнакомых людей.

Эллена дала Беатриче несколько указаний насчет рисунков, которые она желала передать в монастырь, и не успела Беатриче ответить, как Оливия вновь подняла глаза и с жадностью вгляделась в лицо служанки.