– Им это и правда нравится, да?.. Самые отъявленные козлы, каких только создал Господь, а уж как важничают.
– Так они сохраняют империю, Ассан. Применяя лицемерие, разные свинства и твердую руку.
– Это правда. Если бы не сеньор Черчилль, вся их империя полетела бы к чертям. Вовремя он появился, и мы, как говорится, с пустыми руками не ушли.
Кампелло не без сарказма вспоминает похороны итальянского водолаза. Это было сегодня утром, и Тодд, у которого, несомненно, есть склонность к театральности, пригласил его и Моксона наблюдать за этим зрелищем с мола: моторка с двумя матросами в форме, Тодд в форменной фуражке и с нашивками на плечах, мертвое тело с привязанным к ногам балластом и итальянский флаг, который черт его знает где откопали. Лодка отошла от берега, и на глубине они опустили тело в воду под пронзительную барабанную дробь, потом положили на воду венок, причем Тодд стоял по стойке смирно, держа руку под козырек. Честь, оказанная врагу, и все такое. Волынки не звучали по той простой причине, что волынок не нашлось. Душещипательно до тошноты.
– Тебе нравится быть британцем, Ассан?
– Ясное дело, шеф.
– Если отбросить выпендреж, свои преимущества есть, так?
– Да, и много.
– И еще больше, если ты полицейский.
– Тут уж по максимуму… У меня бабушка с дедушкой были евреи, тряпичники из Марокко, а я здесь, перед вами. Вы вот родились на Мальте, а теперь вы здесь. Представляете, что было бы с нами, окажись мы по другую сторону решетки, там, где голод и нищета. А ведь так и было бы, если бы Франко не повел нас вперед, как меня мой дядя Хакобо, которого пустили на другую сторону в Тарифе.
Кампелло кивает, не отрывая взгляда от тех, кто переходит границу.
– Шеф, послушайте…
– Говори.
– Как вы думаете, испанцы когда-нибудь смогут вернуть себе то, что потеряли?
– Как бы они ни лезли из кожи вон, уверен, что нет.
– Но если Испания ввяжется в войну и они наводнят…
– Если не случится серьезных перемен, такая опасность нас уже миновала. Потом, когда все закончится, посмотрим, что придумают дипломаты. Насколько я знаю англичан, они не выпустят из рук то, что взяли, им всегда мало – настоящие прорвы. Так что мы можем быть спокойны.
– Но вы женаты на испанке.
– Да, на моей дорогой Фине… Она из Сан-Роке. Но она приспособленка. Еще больше британка, чем я.
– Она все так же в Ирландии, с детьми?
– Вроде да. Вчера пришло очередное письмо.
Среди тех, кто к ним приближается, комиссар узнает доктора Сокаса. Тот, как всегда, нарядный, с цветком в петлице, с безупречной бабочкой на шее и в соломенной шляпе. Он идет, задумавшись, глядя себе под ноги, обутые в начищенные до блеска ботинки. Через несколько шагов Сокас поднимает глаза и встречается взглядом с Кампелло. Тот приветствует его, слегка наклонив голову, и Сокас отвечает тем же, а затем удаляется. Ассан удивленно смотрит на своего начальника.
– Вы хорошо его знаете, шеф? – интересуется он.
На лице комиссара появляется двусмысленное выражение.
– Доктора-то?.. В общем, да. Немного.
– Он ходит туда-сюда два-три раза в неделю, – нахмурившись, говорит Ассан, провожая взглядом врача. – Странно, правда? Мы никогда им не занимались.
– Нет нужды: он работает в Колониальном госпитале, и за ним наблюдают, – беззаботно отвечает Кампелло. – Он и так под контролем… Он сидел здесь всю войну как беженец, потому что фашисты хотели его уничтожить.
– За то, что республиканец?
– За то, что масон.
– Даже так… Удивительно, что вы ни разу не приказали за ним присмотреть.
Комиссар строго глядит на помощника:
– А кто тебе сказал, что я не присматриваю сам?
Ассан в сомнении.
– Ладно, я не знаю. Вы думаете, доктор?..
Кампелло останавливает его жестом:
– Вот что, Ассан.
– Слушаю, шеф.
– Не суй свой нос туда, куда я не приказывал тебе его совать. Понятно?
Ассан робко моргает здоровым глазом.
– Ни в коем разе; только по вашему приказу.
– Вот именно, по моему приказу. Занимайся своими делами. А Самуэль Сокас – дело не твое… И не мое.
Когда Елена добирается до ограды своего дома, уже совсем стемнело. Это странно – около дома чей-то мотоцикл. Сумерки еще не совсем окутали землю, но в саду уже не видно ни зги. Она с беспокойством открывает калитку, Арго бросается ей навстречу, радостно, как всегда, но на этот раз поведение собаки необычно: она заливается лаем, но к радости примешивается тревога: Арго то подбегает к хозяйке, прыгает и лижет ей руки, то убегает и снова возвращается. Происходит что-то непонятное. Елена закрывает за собой калитку и медленно, осторожно направляется к дому. Собака наконец замирает у стены, рядом с еле различимым, незнакомым силуэтом. Едва Елена приближается, силуэт приобретает реальные очертания, и мужчина шагает ей навстречу.
– Я надеялся, вы не испугаетесь, – произносит голос с итальянским акцентом.
– Что вы здесь делаете?
– Мы же договорились, что я снова приду – забрать часы, компас и глубиномер.
– Это правда.
– Ну вот, я здесь.