Итальянская комедия Возрождения

Фламминио. Возможно, я отправлюсь в Венецию,^{98} где я уже бывал, и возмещу свою нищету свободой этого города. Там по крайней мере ни один фаворит и ни одна фаворитка не могут безнаказанно убивать бедняков, ибо только в Венеции правосудие уравновешивает чаши весов, только там страх чужой немилости не заставит тебя превозносить человека, который еще вчера был вшивым ничтожеством. А кто сомневается в заслугах этого города, пусть только взглянет на то, как Господь Бог его возвеличивает; и, уж конечно, Венеция — город святой, настоящий земной рай. А удобство венецианских гондол — разве это не мелодия сладостнейшего безделья? А что значит по сравнению с этим ездить верхом? Ездить верхом — это значит снашивать штаны, приходить в отчаяние от конюхов и ломать себе кости.

Валерио. Разумно говоришь, да к тому же и жизнь там безопасней и долговечней, чем где бы то ни было. Однако, поселившись в Венеции, ты пожалеешь о времени, которое в ней провел.

Фламминио. Почему?

Валерио. Потому что там не ценят талантливых людей.

Фламминио. Плохо же ты знаешь Венецию! Талантливых людей там много, ибо Венеция — приют человеческого разума, благородства и таланта. Рим же — приют подлости и зависти. Где еще найдешь ты второго преподобного брата Франческо Джорджи, питомца всех наук? Блажен тот двор, владыка которого, вдохновленный свыше, поднимает его до высоты, отвечающей его собственным заслугам. А что ты думаешь о высокочтимом отце Дамиано, истинном толкователе Священного Писания, чьи проповеди дробят мрамор сердец? А разве не слыхал ты вчерашнего разговора о Гаспаро Контарини,^{99} солнце и жизни философии и греко-латинской учености и зерцале добронравия?

Валерио. Я знавал его великолепие еще в Болонье, в бытность его посланником при кесаре. Я часто слышал упоминания об этих двух достопочтенных отцах, а здесь, в Риме, видел самого Джорджи.

Фламминио. И кто же не поедет нарочным для того только, чтобы лицезреть достойного Джамбаттиста Мемо,^{100} спасителя математических наук и мужа великой учености?

Валерио. Знаю его понаслышке.

Фламминио. Понаслышке ты должен знать и о Бевацано. В свое время он был светилом среди римских ученых. Наверняка наслышан ты и о почтенном Капелло. Но как не вспомнить о великом Трифоне Габриелли, чьи суждения охватывают и явления природы, и явления искусства? А в числе других светлых умов мне известен и Джироламо Квирини, воплощенный вкус и воплощенное изящество, поражающий мир как последователь своего дяди, мессера Винченцио, который при жизни прославил свое отечество, а после смерти — Рим. Известен также и Джироламо Молино, любимец муз. А кто не возликовал бы, внимая прелестным сочинениям Лоренцо Виниеро? А какой милый собеседник Луиджи Квирини, который, прославившись на поле брани, стяжал себе славу и как законник! А наш Эвриал, вернее, Аполлон ди Асколи, а также Перо, говорили мне, что в Венеции живет Франческо Саламоне, который своим пением в сопровождении лиры может пристыдить самого Орфея.

Валерио. О нем я слыхал.

Фламминио. Милейший Мольца мне говорил, что там же живут два удивительных юноши — Луиджи Приули и Маркантонио Соранцо, достигшие вершины не только всего, чему можно научиться, но и всего доступного нашему познанию. А по придворному лоску, по добродетели и рассудительности кто может сравниться с такими законченными вельможами, как монсеньор Валерио или монсеньор Бревио?

Валерио. Они хорошо известны в Риме.

Фламминио. Итак, Венеция может хвалиться и сборищем талантливых людей, и благородными развлечениями, но нельзя было не поражаться, слушая великого из великих — Андреа Наваджеро, по стопам которого следует и добрейший Бернардо. Я чуть не забыл о Маффио Лиони, этом втором Демосфене или втором Цицероне, не говоря уже о тысяче других благородных талантов, прославивших наш век, так же как прославил его Эгнацио, единственная ныне опора латинского красноречия. И не воображай, что в Риме ты сможешь встретить какого-нибудь мессера Джованни ди Ледже, рыцаря и графа Санта Кроче, который с премудрой щедростью обнаружил в Болонье все великолепие своей духовной сущности.

Валерио. Словом, если тебе поверить, то тут, в Риме, мы имели дело, за исключением Академии Медичи, со стадом голодных шакалов и всевозможной сволочью, подкармливаемой на чужих кухнях.