Итальянская любовь Максима Горького

Блистательная баронесса Будберг живет теперь в иных широтах. Она мне никогда не нравилась, и свое мнение о ней я не переменила. Слишком хитрая, слишком темная, слишком непонятная… «Воды темные», как когда-то читала я в одной книжке. Так все и есть…

Ее жизнь — сиденье на чемоданах, в любой момент она готова сорваться в путь и отправиться налегке. Куда позовут или призовут… Маршруты — туманны и могут изменяться в любой момент, а уж ее сиденье в застенках, равно как и освобождение из них, — легенда!

Баронесса ныне обитает в Лондоне, куда она давно стремилась всем сердцем. И, кажется, ее сердце именно там. Из тех бесед, что были между нами, я поняла одно — она по-прежнему любит главного виновника своих несчастий и бед. Роберта Локкарта. Но ведь сердцу не прикажешь, кому как не мне это хорошо знать? Мне ли осуждать баронессу?

Но я беспокоюсь за Максима. Да, он постарел, но куда больше я сокрушаюсь о состоянии его духа — угасшего и печального. А ведь Макс по натуре — боец и никогда не сдавался. Он сражался до последнего, стоял насмерть, и, казалось, ничто не может его сломить. Но время — меняет всех и вся. Макс сдает и становится стариком, и эти перемены необратимы. Они никуда не денутся и будут только усугубляться.

Ты помнишь, как мы когда-то рассуждали о времени? Наш древний род — вечен, мы течем как река, мы меняемся и вместе с тем остаемся неизменными. Но это лирика. А моя жизнь сейчас — здесь, в России. И боюсь, что уже никогда не увижу вас. Смириться с этим мне чрезвычайно трудно, но приходится…

Вернемся к Максу. В последнюю встречу он меня немало озадачил.

Я пришла к нему с переводом. Он был один, вернее, в какой-то момент мы остались с ним вдвоем. Не помню, говорила ли я тебе, что Макс живет в роскошном особняке, как настоящий граф или князь. Особняк этот раньше принадлежал богатому промышленнику Рябушинскому, а теперь целиком отдан Максу. Особняк — прекрасный образчик модерна. Но я воспитана на иных широтах и иной архитектуре. И купол Брунеллески для меня — все. И Санта-Мария-дель Фьоре плывет в вечности. Но модерн по-своему очень мил. Особняк двухэтажный, с красивой винтовой лестницей внутри.

Когда я пришла, Макс был в столовой и пил чай. С годами в его лице все больше проступало татарское или калмыцкое. Эти скулы, которые, казалось, прорезали кожу… В молодости он был похож на хищного леопарда, готового в любой момент прыгнуть. И это пленило меня в нем. Когда-то. Ах, как летит время! Это банальность, но что с ней поделаешь…