Итальянская любовь Максима Горького

Я пишу тебе, не зная, дойдет ли мое письмо… Здесь все меняется и очень быстро. Москва хорошеет день ото дня. И главное — люди стали другими. Исчезло это страшное напряжение, отрадно видеть на лицах улыбки. Мы здесь не избалованы улыбками, и поэтому, когда человек улыбается, я воспринимаю это как маленькое чудо.

И еще одному чуду я была недавно свидетельница. В такое сложно поверить: истинное послание небес. Дирижабль! Стояли мягкие московские сумерки… Не такие, как у нас в Италии, — сочные, яркие, нет, здесь сумерки обволакивают и плавно переходят в вечер, они сизо-голубые или лавандово-синие. И вот в голубых сумерках дирижабль возник в небе и поплыл над Москвой. Как большой кит — царственный, величественный… Он плыл, а я, как и многие другие завороженно смотрела на него. Потрясающее зрелище! Я тебе говорила или нет, точнее, писала, но теперь для меня писать — это синоним слова «говорить»… Я взяла участок недалеко от Москвы, и теперь мы живем там — я, Леонид и маленькая Люся. Я работаю на радио, в редакции зарубежных программ. Еще подрабатываю переводами. Леонид — инженер, и у него крупные проекты. Он — большая умница, и у него все получается.

Я тебе писала в прошлом письме или нет, что меня со страшной силой тянет рисовать? Ты помнишь, я когда-то брала уроки у Джироламо Фраскетти. Старик был страшно доволен мной и говорил, что у меня хорошая рука. Интересно: как бы сложилась моя жизнь, если бы я осталась в Италии? Кто знает? Может быть, меня ждал бы скучный брак или я пошла бы по стезе художников и стала второй Мари Лорансен? Но что теперь об этом гадать — все сложилось как сложилось!

И еще у нас в Москве царит культ спорта! В парке Горького построили аттракционы, а также парашютную вышку, выкрашенную в желтый цвет. На верху вышки реет парашют, к тому же вечерами она подсвечивается прожекторами. Мне хотелось бы испытать себя и прыгнуть с парашютом. Но не рискую. И все же я стараюсь не отставать от времени: иногда хожу на водный клуб «Динамо», занимаюсь греблей на двойке. А летом, весной и осенью стараюсь по возможности купаться. Ты же помнишь, как я обожала плавать!

Макса я практически не вижу, но в те минуты, когда мы встречаемся, на его лице появляется неизменно грустная улыбка: «Даша, — говорит он мне, — я уже так стар и ничего не помню». Но при этом на его лице появляется озорная улыбка, и я понимаю, что он ничего не забыл. Это у него такой оборот речи.

Вокруг Максима Горького вьются разные люди, но среди женщин — главная — Тимоша.